Эндрю Росс Соркин.   Слишком большие, чтобы рухнуть

Глава семнадцатая

Когда в среду около шести утра Тим Гайтнер вышел на пробежку вдоль южной оконечности Манхэттена и Ист-Ривер, солнце еще не взошло. Он устал, он волновался, ему удалось поспать всего несколько часов, и то в одной из трех крошечных грязных спален штаб-квартиры Федерального резервного банка Нью-Йорка.

Он смотрел на статую Свободы, на первый утренний паром из Стейтен-Айленда, скользящий через гавань, и пытался сосредоточиться. Пять дней его мозгом владели числа, огромные нереальные абстрактные числа, за сутки смещающиеся от нуля Lehman до 85 млрд AIG. Восемьдесят пять миллиардов долларов. Это больше, чем ежегодные бюджеты Сингапура и Тайваня, вместе взятые, такую сумму даже представить сложно. Гайтнер надеялся, что этой суммы будет достаточно и кризис закончится.

Паромы с офисными работниками заставили его остановиться. "Вот о чем все это, — подумал он, — люди, которые поднимаются на рассвете, чтобы добраться до работы, в некоторой степени верят, что финансовая индустрия поможет экономике. Не надо думать об больших числах. Не надо брать в голову безжалостную структурированность финансирования и производных и миллионные бонусы для проигравших пари. Вот то, ради чего действительно нужно сохранить финансовую отрасль, — защита обычных людей на обычных рабочих местах".

Но, когда он проходил Южную улицу Морского порта, а потом шел под Бруклинским мостом, он вдруг задумался об аде, который принесет новый день. Он был крайне обеспокоен последними шокирующими событиями: вчера стоимость активов гигантского фонда денежного рынка Reserve Primary Fund упала ниже доллара за акцию, до 97 центов. Фонды денежного рынка не должны были такого допускать, ведь инвестировать в них было одним из наименее рискованных бизнесов, получая незначительные доходы в обмен на полную безопасность. Но Reserve Primary Fund, делая рискованные ставки, в том числе 785 млн долларов в бумаги Lehman, пытался получить более высокую доходность, 4,04 % годовых, — самый высокий показатель в отрасли. Инвесторы начали ликвидацию своих счетов, что вынудило менеджеров наложить семидневный мораторий на погашение. Гайтнер волновался: никто точно не знал, насколько обширным может оказаться ущерб.

С фондами денежного рынка под давлением, думал Гайтнер, и миллионами инвесторов, запертых внутри банкрота Lehman Brothers, это означало, что два оставшихся брокера-дилера, Morgan Stanley и Goldman Sachs, могут стать следующими.

***

Паника ощущалась уже в кабинете Джона Мака в штаб-квартире Morgan Stanley на Таймс-сквер. Сидя на диване вместе с помощниками Чаммой и Горманом, которые пили кофе из бумажных стаканчиков, он думал: главной новостью утра среды должен был стать мощный отчет о доходах Morgan Stanley, выпущенный днем ранее с намерением в зародыше задавить ростки паники по поводу фирмы после фиаско Lehman. Во вторник в течение нескольких часов акции упали на 28 %, и он понял — необходимо что-то сделать, чтобы остановить процесс. Ежеквартальный отчет о прибыли был хорош — лучше, чем у пострадавшего не так сильно Goldman Sachs, объявившего о своих доходах во вторник утром. Morgan сообщил о 1,43 млрд долларов прибыли — всего на 3 % меньше, чем год назад. Вот только заголовок Wall Street Journal "Goldman и Morgan теперь сами по себе. Сражаться или сдаться?"... И, как уже было ясно по фьючерсным рынкам, попытка продемонстрировать силу и жизнеспособность провалилась.

Помимо новых забот о фондах денежного рынка и общей нервозности по поводу инвестиционных банков Мак столкнулся с более серьезной проблемой: в начале недели у Morgan Stanley в запасе было 178 млрд долларов, доступных для финансирования деятельности и кредитования основных клиентов — хедж-фондов. Но за последние сутки было выведено более 20 млрд, поскольку хедж-фонды потребовали свои деньги, порой полностью закрывая свои первичные брокерские счета.

- Деньги испаряются, — сказал Чамма Маку.

- Никто и не думает о лояльности, — отозвался Мак. Он хотел прекратить отток средств, но до сих пор Чамме удавалось убедить его продолжать выдачу денег. "Если мы прекратим выплаты, это будет признаком слабости", — предупредил Чамма.

Вопрос состоял в том, как долго они смогут позволить себе продолжать.

— Мы не сможем это делать бесконечно, — добавил Чамма.

— Они так поступили с Диком! — ревел Мак, веря, что хедж-фонды плетут заговор против фирмы, хотя, судя по новостям, некоторым из них на самом деле были нужны наличные. Фонды, которые держали счета в отделении Lehman в Лондоне, не могли забрать деньги и пришли умолять Morgan Stanley и Goldman.

Мак был обеспокоен тем, что им необходимо было продолжать выплачивать деньги. Он провел годы, развивая их брокерский бизнес в крупную прибыльную контору — 89 из первой сотни мировых хедж-фондов торговали через Morgan Stanley. В разгар кризиса было крайне важно, чтобы фирма не выказывала даже малейшие признаки паники, иначе вся франшиза была бы потеряна.

— Мы уверены, — сказал он. — Мы не имеем права быть слабыми или смущаться.

В нормальных обстоятельствах Джон Мак умел быть невозмутимым. Накануне, по обыкновению, он даже побывал на торговой площадке, пообщался с трейдерами и съел кусок пиццы. Но этим утром в своем кабинете он начал терять самообладание. Предстояло слишком много сделать, слишком много вариантов исследовать, о слишком многом побеспокоиться.

Накануне вечером ему позвонил его старый знакомый Стивен Р. Фолк, вице-президент Citigroup и бывший адвокат, который много лет назад помог Маку осуществить слияние с Dean Witter. Теперь Фолк, будто позвонивший поздравить с мощным отчетом о доходах, намекнул на возможность другого слияния — с Citi.

— Джон, мы к вашим услугам. Мы не агрессивны, и, если вы хотите сделать что-то, чтобы мы были вместе, нам есть о чем поговорить, — сказал Фолк.

Это была потенциальная бомба. Слияние Morgan Stanley и Citigroup — все равно что объединение Microsoft и Intel.

Мак, Чамма и Горман обдумывали идею. Учитывая давление на модель брокера-дилера, слияние с Citigroup давало устойчивую базу депозитов. JP Morgan и Citigroup были единственными, кто остался из больших, сильных банков.

Все слышали о прошедшей в понедельник конференции Bank of America и о сделке с Merrill Lynch и не могли игнорировать комментарии Кена Льюиса, который практически объявил модель брокера-дилера официально мертвой.

— В течение семи лет я говорил, что коммерческие банки так или иначе владели инвестиционными из-за проблем финансирования, — сказал Льюис. — И я все еще так думаю. Золотая эра инвестиционных банков закончилась.

— Как вы думаете, мы должны перезвонить Citigroup? — спросил Горман, который в данный момент был почти уверен в своей правоте.

Мак кивнул и попросил ассистента связаться с Викрамом Пандитом. Они хорошо знали друг друга — Пандит, работая в Morgan Stanley, в 2000 году сделал Маку хорошее предложение, — но они никогда не были особенно близки.

- Стив говорил мне, что вы хотите заключить сделку, — сказал Мак Пандиту. — У нас проблемы, и мы рассматриваем варианты.

- Ну, мы хотели бы быть полезными, — ответил Пандит, — и сейчас, возможно, самое подходящее время, чтобы что-то сделать. — Пандит сдержал себя. — Я вам перезвоню. Мне нужно обсудить это с советом.

***

Черно-оранжевый экран Bloomberg словно подмигивал, когда Хэнк Полсон просматривал новости о Reserve Primary Fund. Фонд с активами в 62,6 млрд долларов был одним из основных игроков, в результате его проблемы, что было видно невооруженным глазом, уже начали распространяться на остальную часть отрасли.

— У нас ЧП, — сказал Кен Уилсон, входя в офис Полсона и отмечая в списке паникующих руководителей, которые звонили ему в половину седьмого утра, Ларри Финка из BlackRock, Боба Келли из Bank of New York Mellon, Рика Уодделла из Northern Trust и Джима Крачиолло из Ameriprise. — Люди требуют погашения. Люди хотят вывести сотни миллиардов долларов! Люди не доверяют тем, кто имеет какую-либо задолженность по бумагам Lehman".

Полсон заерзал в кресле. Вызванная банкротством Lehman паника распространялась по Уолл-стрит словно чума. Отрасль денежного рынка требовала поддержки. Уилсон добавил, что слышал, будто Morgan Stanley находится под давлением со стороны хедж-фондов, которые отзывают деньги. И если Morgan Stanley обанкротится, то Goldman — фирма, которой оба были обязаны карьерами, — скорее всего, будет следующей.

— Новый день, новый кризис, — нервно усмехнулся Полсон, и было понятно, что он и сам начинает паниковать.

Инстинктивным ответом Полсона было серийное заключение сделок, решение системных проблем силами частного сектора. Фирмы консолидировались, прикрывая слабые стороны друг друга.

Но за каждой проблемой скрывалась еще одна. Возможно, Полсона и хвалили за то, что он не спас Lehman, но теперь он понимал, насколько катастрофичными были последствия. Уверенность, которая поддерживала финансовую систему, закончилась. Никто больше не знал правил игры. "Они сделали вид, что черта проведена для Lehman Brothers, но сейчас, через два дня, они снова катапультируются", — пожаловался утром Нуриэль Рубини, профессор Школы бизнеса Стерна при Университете Нью-Йорка.

Он понимал: коммерческие бумаги и денежные рынки — его хлеб с маслом, специальность Goldman. Кризис бил почти в цель.

***

На другом конце города Кевин Уорш, 38-летний член правления Федрезерва, чей кабинет находился рядом с кабинетом Бернанке, размышлял о насущном.

Он как раз заканчивал селекторное совещание с Бернанке и руководителями центральных банков Европы и Азии, на котором они объяснили, что произошло с AIG. Жан-Клод Трише, президент Европейского центрального банка, был зол за их "пусть Lehman обанкротится" и уговаривал Бернанке идти в Конгресс для реализации больших государственных вливаний в отрасль ради восстановления доверия.

Но Уорша беспокоил Morgan Stanley, где он работал банкиром по слияниям и поглощениям, пока не уволился семь лет назад, чтобы стать специальным помощником президента по экономической политике. Он видел, как быстро рынок терял уверенность в фирме. Для Уорша было очевидно: Morgan Stanley должен приобрести крупный банк с депозитами. Оптимальный выбор? Wachovia — коммерческий банк с большой депозитной базой, сам испытывающий трудности. Приобретение Wachovia калифорнийского ипотечного кредитора Golden West в 2006 году превращалось в катастрофу, нагружая банк чувствительной горой просроченных ссуд.

Учитывая, что в казначействе запретили говорить с Бобом Стилом, с тех пор как тот стал гендиректором Wachovia, забота об этой фирме стала ответственностью Уорша. И у него появлялось все больше поводов для беспокойства. Банк сам не справится, думал он.

Но, как и у Полсона с Goldman, у Уорша был свой конфликт интересов с Morgan Stanley, так что он разыскал главного юрисконсульта Федрезерва Скотта Альвареса и запросил письмо, разрешающее ему установить контакт со своим бывшим работодателем на основании "чрезвычайного общественного интереса".

Уорш связался со Стилом и поручил ему через 20 минут позвонить Маку, что давало тому достаточно времени, чтобы предупредить Мака лично.

После этого Уорш связался с Гайтнером: "Хотите, я позвоню Джону? Или вы сами?"

Они решили звонить вместе.

***

Несмотря на смертельную болезнь, в Lehman Brothers кипела жизнь. Легионы лишенных сна, подавленных трейдеров, юристов и других специалистов по-прежнему отвечали на звонки и делали то, что должны были сделать перед закрытием предприятия. Они отлично помнили записку, которую Дик Фулд разослал накануне вечером: "Последние несколько месяцев были чрезвычайно сложными и закончились нашим банкротством. Это было очень болезненно для всех вас и лично, и материально. Поэтому я чувствую себя ужасно". Для некоторых разгневанных сотрудников этого было мало и вызывало в памяти известное заявление о капитуляции императора Хирохито 15 августа 1945 года, когда тот сказал ошеломленной нации, что "военная ситуация не обязательно должна была сложиться в пользу Японии".

Но в тот же день Барт МакДейд, Скип МакДжи и Марк Шафир, спавшие за три дня не больше четырех часов, объявили долгожданную хорошую новость, пусть слишком поздно, чтобы спасти всю фирму: у Lehman появилось соглашение о продаже своих американских сделок за 1,75 млрд долларов. Покупателем был Barclays — бывший потенциальный спаситель Lehman, который в конечном итоге получил ту часть бизнеса, которую хотел, без необходимости приобретать всю фирму. Сделка позволила бы сохранить работу по крайней мере части из десяти тысяч сотрудников Lehman в США.

Некоторые сотрудники вставали и аплодировали МакДейду, МакДжи и Шафиру.

***

Мак знал, зачем звонил Боб Стил, и был рад звонку. Они оба были выпускниками Дьюка и членами попечительского совета университета, а вскоре после того, как Стил взял на себя Wachovia, Мак ездил к нему в Шарлотт, чтобы предложить Morgan Stanley в качестве консультанта. Никакого бизнеса не вышло — у банка был Goldman, помогавший разобраться в трясине Golden West, — но оба поняли, что говорят на одном языке, и решили оставаться на связи.

— Очень интересные времена, — заметил Стил. — Думаю, вы уже говорили с Кевином. Он сказал, что уверен — нам надо все обсудить. — Не понимая настроения Мака, Стил говорил расплывчатыми фразами. — Возможно, У вас появится здесь свой интерес. Мы сейчас думаем о многом. Кажется, настало время поговорить. Но нужно действовать быстро.

— Я тоже рассматриваю разные возможности, — заинтригованно, но уклончиво ответил Мак. — Как у вас со временем?

- Мы действуем в режиме реального времени, — сказал Стил.

Учитывая кризис на рынках, Мак намеревался хотя бы обсудить предложения. Для Стила сделка с Morgan Stanley казалась привлекательной Как с коммерческой, так и с личной точки зрения. Волнения внутри фирмы Не оставили Маку серьезного преемника. Их общий друг Рой Босток, член совета Morgan Stanley, возможно, не намеревался сразу занять место Мака, но в частном порядке намекнул Стилу, что сделка Morgan Stanley и Wachovia способна дать элегантное решение проблемы преемственности Morgan. Это давало Стилу надежду наконец встать во главе одной из крупнейших фирм Уолл-стрит.

После разговора со Стилом Мак вызвал Роберта Скалли, своего главного переговорщика, и пересказал ему суть беседы. Скалли сомневался, он ничего не знал о бухгалтерских книгах Wachovia, но то, что он знал, тревожило его. Он согласился, что на данный момент нельзя исключить ни одного варианта развития событий. Кроме того, Wachovia располагала одной из самых больших, самых твердых депозитных баз в стране, что было крайне привлекательно, ведь Morgan Stanley наблюдал, как его деньги вылетают в трубу.

Скалли, в свою очередь, позвонил вице-председателю Робу Киндлеру, чтобы сказать ему, что глава Wachovia по развитию бизнеса Дэйв Кэрролл приезжает для встречи в четверг.

В относительно строгой банковской культуре Morgan Stanley Киндлер был аномалией — громкий, прямолинейный до грубости поклонник старых потертых костюмов. В 1990-е он был юристом-звездой в Cravath, Swaine & Moore, но предпочел банковскую отрасль. Он оставил право и сначала присоединился к JP Morgan. (Любитель шуток, он вскоре стал носить шапки с лозунгом "Одна фирма. Одна команда. Подкупи лидера", передразнивая лозунг JP Morgan "Одна фирма. Одна команда. Будь лидером".) Несмотря на эти его особенности, когда дело доходило до заключения сделки, его советы ценились высоко. Киндлеру изначально не понравилась идея слияния с Wachovia, и он машинально высказался довольно цинично: "Давайте на минутку рассмотрим это в контексте: Боб Стил из Goldman, инвестиционные банкиры Wachovia — из Goldman, Полсон, очевидно, тоже. Единственная причина, по которой мы участвуем в этой встрече с Wachovia, состоит в том, что Goldman не будет заключать сделку!"

Скалли думал так же, но не был готов сказать об этом. "Не знаю, — ответил он. — Кажется, это плохая идея".

Но Киндлер ничего не мог с собой поделать и вскоре начал обдумывать варианты сделки. "Это может быть полезно для нас, — сказал он Скалли, — даст нам депозитную базу, региональную банковскую франшизу. Посмотрим, как будут развиваться события".

Скалли и Киндлер позвали соруководителя подразделения финансовых учреждений Morgan Stanley Джонатана Прузана, чтобы начать изучать цифры Wachovia. Главной проблемой была гигантская задолженность по субстандартным ипотечным кредитам, около 120 млрд долларов. Пока юридическая экспертиза Wachovia шла своим чередом, Мак получил от Викрама Пандита вежливый отказ от переговоров о слиянии: "Ответ отрицательный. Сроки не те, но в какой-то момент мы захотим что-нибудь сделать".

Мак раздраженно бросил трубку. Свидание с Wachovia никому не казалась желанным, но в данный момент это была единственная девушка на танцполе.

***

- Это 11 сентября экономики... — Хэнк Полсон говорил, а в его кабинете висела звенящая тишина. Два десятка сотрудников казначейства собрались там в среду утром, они сидели на подоконниках, на спинке диванов, на краю стола Полсона и строчили в блокнотах. Над ними нависал Александр Гамильтон — копия портрета, написанного в 1792 году, когда молодая нация пережила свою первую финансовую панику. Младший сотрудник казначейства Уильям Дьюер, который был хорошо знаком с Гамильтоном, использовал инсайдерскую информацию для создания огромного сальдо в государственных ценных бумагах. Когда цены на облигации упали, Дьюер не смог покрыть долги, спровоцировав панику. Гамильтон решил не спасать коллегу, но приказал казначейству скупать государственные ценные бумаги, успокаивая рынок, — давно забытая, но поучительная модель государственного вмешательства.

Полсон, сутулясь, сидел в углу в кресле, нервно поглаживая живот. Ему как будто было больно, когда он объяснял своему ближайшему окружению в казначействе, что за последние четыре часа кризис достиг высот, сравнимых с событиями семилетней давности, с точностью почти до недели. Ничьим жизням ничего не угрожало, но компании с вековой историей и сотнями тысяч рабочих мест оказались на чаше весов.

Экономика, по его словам, была на грани коллапса. Утром он говорил по телефону с Джейми Даймоном, который тоже выразил озабоченность. Полсон уже не беспокоился только лишь об инвестиционных банках, он беспокоился о General Electric — крупнейшей компании в мире, иконе американских инноваций. Джеффри Иммельт, генеральный директор GE, заявил ему, что коммерческие бумаги конгломерата, которые он использовал для финансирования текущих операций, могут прекратить работать. Он слышал, что JР Morgan якобы прекратил кредитование Citigroup, что Bank of America перестал давать кредиты "Макдоналдсу", что казначейские векселя торговались менее чем за банковский процент, будто они не лучше наличных, будто доверять правительству стало бессмысленно.

Полсон знал, что это была финансовая паника и, возможно, самый важный момент его пребывания в казначействе или даже всей его карьеры. Накануне вечером Бернанке и Полсон решили, что пришло время для системного решения, потому что решение судеб каждой отдельной финансовой компании не работало. Между Bear и Lehman прошло полгода, но, если Morgan Stanley рухнет, вероятно, пройдет не более шести часов, прежде чем за ним последуют Goldman, крупные банки, и неизвестно, что будет дальше.

Итак, Полсон стоял перед сотрудниками в надежде найти решение, которое потребует вмешательства. Он все еще ненавидел идею выкупа, но понимал, что необходимо учитывать окружающую реальность.

— Единственный способ остановить это — придумать бюджетный ответ, — сказал он. Нужно начать думать, какие программы возможно разработать, и, хотя Полсон не был уверен, что такой подход будет приемлем политически, о нем стоило подумать.

Полсон сказал сотрудникам, что он знал — он будет подвергнут огромному количеству политических нападок; его уже критиковали за спасение AIG, а Барни Фрэнк издевательски заявил, что он собирается предложить называть 15 сентября — день, когда Lehman объявил о банкротстве, — Днем свободного рынка. "Национальная приверженность свободному рынку продержалась один день, — сказал Фрэнк, — понедельник".

Сенатор Джим Баннинг, республиканец от штата Кентукки, заявил, что "Федрезерв в очередной раз повесил на налогоплательщиков миллиарды долларов, чтобы выручить фирмы, для которых жадность выше ответственности". А республиканец от штата Алабама Ричард Шелби добавил, что он "категорически не согласен с решением использовать деньги налогоплательщиков для спасения частного предприятия".

Первоочередной задачей, по словам Полсона, было преодоление кризиса рынка краткосрочного капитала. Бывший банкир Goldman Стив Шафран предположил, что казначейство могло бы вмешаться и гарантировать средства. "У нас есть полномочия, чтобы стабилизировать важные рынки", — сказал он, имея в виду закон 1934 года о золотом резерве, благодаря которому был создан фонд, в настоящее время достигший суммы 50 млрд. Ключом, добавил Шафран, было то, что для доступа к фонду требовалось лишь одобрение президента — в обход Конгресса.

— Делайте! — сказал Полсон, и Шафран выскользнул из комнаты, чтобы начать работать.

Однако не существовало простого решения, чтобы начать стабилизацию банков. Фил Швагель, не слишком уверенный помощник по экономической политике, подчеркнул необходимость быть смелым и не избегать решения проблем, опасаясь политических последствий. "Вы же не хотите работать Японией", — сказал он.

Швагель и Нил Кашкари вновь вынули десятистраничный доклад "Разбей стекло", который подготовили прошлой весной: в случае кризиса ликвидности план предусматривал вмешательство государства и покупку проблемных активов непосредственно у кредиторов, тем самым исправляя их баланс и позволяя им продолжать предоставление кредитов. Авторы знали, что выполнить план непросто, потому что банки будут яростно бороться за цены на активы, но план предусматривал участие государства в повседневном бизнесе на минимально возможном уровне, чего так хотели консерваторы.

— Вот что мы должны делать, — сказал Кашкари Полсону. Он принимал участие в HOPE NOW (НАДЕЖДА СЕЙЧАС), одной из первых попыток правительства оказать помощь испытывающим проблемы домовладельцам, и знал, как трудно будет заставить банки выдавать новые кредиты, пока у них на балансах остаются просроченные ссуды. Советник Полсона Дэн Джестер из Нью-Йорка, где он все еще разбирался с ситуацией вокруг AIG, по громкой связи возразил, что покупка активов является слишком громоздкой, и рекомендовал вместо этого выделить капитал непосредственно организациям. "Мы получим большую отдачу от затраченных средств, если разместим капитал", — сказал он, пояснив, что, если рынок продолжит падать, такие действия помогут банкам выжить.

Трудность с таким подходом, сказал помощник секретаря Дэвид Насон, состояла в том, что он похож на национализацию. Если правительство вкладывает деньги в фирму, оно становится фактическим владельцем, а ведь именно этого большинство присутствовавших хотело избежать. "Не подумают ли люди, что мы собираемся AIG-нуть их?" — спросил он, используя в качестве глагола состоявшиеся менее суток назад правительственные инвестиции. При первом прочтении Полсону понравилась идея "Разбей стекло", и теперь он склонялся к мысли двигаться в этом направлении. AIG была катастрофой, которой они не могли позволить повториться, а покупка активов сохраняла четкую границу между правительством и частным сектором. Сейчас надо было начинать готовить очертания законопроекта для Конгресса. Им понадобятся огромные деньги, причем немедленно.

Он поручил Кашкари и группе сотрудников конкретизировать идеи. "Разбить стекло", может, и было интересно в теории, но не хватало деталей, это была еще не инструкция. Полсон дал сутки.

- Во сколько это обойдется? — спросил Полсон перед тем, как закрыть совещание.

Кашкари, который еще весной оценивал затраты в 500 млрд, ответил:

- Будет дороже. Может, раза в два.

Отпустив всех с предупреждением, что разговор был конфиденциальным, Полсон позвонил Гайтнеру сверить часы. "Вы не можете выйти и заявить о больших суммах, которые необходимы банкам, не провоцируя массового изъятия вкладчиками депозитов, — сказал Гайтнер. — Если вы не получите полномочий, я уверен, вы спровоцируете долбаную панику. Вы должны быть осторожны и не выступать перед общественностью до тех пор, пока не будете точно знать, что получили полномочия".

***

Ко второй половине среды акции Morgan Stanley упали на 42 %. Слухи роились. Например, говорили, что компания была торговым партнером AIG с более чем 200 млрд долларов "под огнем". Слух был неточным, но это не имело значения; хедж-фонды продолжали искать 50 млрд для погашений. Надеясь переманить хедж-фонды, бывшие клиентами Morgan Stanley, Deutsche Bank рассылал листовки "DB — надежный контрагент".

У Джона Мака шло совещание с его мозговым центром, который предвидел мрачный конец дня. В 14:45 хедж-фонды начнут выводить деньги со своих основных брокерских счетов, запрашивая весь кредит и маржинальные балансы. В 15:00 будет закрыто окно Федрезерва, оставляя фирму без доступа к дополнительному капиталу до следующего утра. Затем, в 15:02, спрэд на кредитно-дефолтные свопы Morgan Stanley — стоимость страховки от дефолта фирмы — начнет быстро расти. Наконец, позвонят из JР Morgan, его клирингового банка, и попросят больше залога для защиты.

— То, что происходит, возмутительно, — почти кричал Мак, утверждая, что налет на акции Morgan Stanley был "аморальным, если не незаконным". Умом он понимал выгоды, которые обеспечивают короткие позиции на рынке, — в конце концов, многие были его собственными клиентами, но на карте теперь стояло его собственное выживание.

Колм Келлехер, финансовый директор Morgan Stanley, был почти фаталистом — он верил, что шортистов нельзя остановить, и даже не винил их. Они были существами, живущими рынком, и делали все, чтобы выжить. "Они хладнокровные рептилии, — сказал он Маку. — Они едят то, что видят".

Мак только что закончил говорить по телефону с одним из своих ближайших товарищей Артуром Дж. Сэмбергом, основателем Pequot Capital Management, который звонил, чтобы снять немного денег.

— Если хотите снять деньги, снимайте, — разочарованно сказал ему Мак.

— Джон, я действительно не хочу это делать, но мои счета говорят мне, что у меня слишком большая экспозиция к Morgan Stanley, — ответил тот, ссылаясь на слухи о состоянии компании.

— Возьмите свои деньги, — сказал Мак, — и можете сказать своим, чтобы выводили кредитные балансы.

Мак был уверен, что негативные слухи намеренно распространялись его соперниками и без комментариев повторялись CNBC. Он был в такой ярости от "говенного освещения", что позвонил Джефф Иммельту, гендиректору GE, которой принадлежала CNBC как часть NBC Universal.

- С этим мы ничего поделать не можем, — сказал Иммельт извиняющимся тоном.

Том Нидес, главное административное должностное лицо Мака, думал, что нужно идти в наступление. Нидес, бывший гендиректор Burson-Marsteller, гиганта пиара, был одним из ближайших советников Мака в течение нескольких лет. Его влияние было настолько велико, что он убедил убежденного республиканца поддержать Хиллари Клинтон. Теперь он призывал Мака обзванивать Вашингтон и внушать необходимость ввести запрет на продажи вкороткую. "Мы должны остановить этих придурков!" — сказал он Маку.

Гарри Линч, главный юрист Morgan Stanley и бывший глава органов правоприменения Комиссии по ценным бумагам и биржам, вызвался позвонить Ричарду Кетчаму, главе регулирования Нью-Йоркской фондовой биржи, и рассказать ему о подозрительной торговле. "Я сторонник свободного рынка и свободных улиц, но, когда по улице идут люди с битами, возможно, настанет пора комендантского часа", — сказал он.

Нидес организовал несколько телефонных разговоров для Мака, тот в свою очередь связался с Чаком Шумером и Хиллари Клинтон, умоляя их позвонить в SEC и поднажать от его имени. "Речь идет о рабочих местах, о реальных людях", — сказал он.

Но после разговора с Кристофером Коксом, главой Комиссии по ценным бумагам и биржам, настроение его ухудшилось. Маку казалось, что Кокс, фанатик свободного рынка, был намеренно неэффективным, будто это было делом государственных регулирующих органов. Он ничего не собирался предпринимать в отношение шортов — или чего-либо вообще, если уж на то пошло.

Полсону, который был следующим в списке, явно нравилась цель Мака запретить продажи вкороткую, но не было ясно, может ли он как-то помочь. "Я знаю, Джон, знаю, — он попытался успокоить Мака, — но это решать Коксу. Я посмотрю, что могу сделать".

Затем, отчаянно нуждаясь в союзнике, Мак связался с самым серьезным соперником, Ллойдо м Бланкфейном из Goldman. "Эти ребята пытаются заняться моими акциями, они задирают мои CDS, — сказал Мак. — Ллойд, мы же в одной лодке". Затем он обратился с просьбой к Бланкфейну появиться на CNBC с ним в качестве демонстрации поддержки.

Хотя у Бланкфейна в кабинете и стоял телевизор, ему было настолько отвратительно распространение слухов Чарли Гаспарино, что не он включал его в знак протеста. "Это не мое, - он сказал Маку. - Я не появлюсь в телевизоре".

Поскольку Goldman не был в состоянии полного кризиса, Бланкфейн объяснил, что не склонен присоединяться к Маку в войне с шортистами, пока нет необходимости.

Нидес добился немногого и придумал разыграть другой, более тонкий сценарий. Он мог позвонить Эндрю Куомо, генеральному прокурору штата Нью-Йорк, которому был крайне необходим повод воскресить политическую карьеру. Нидес считал, что тот готов напугать шортистов. А укрыться можно было за простым популистским сообщением: богатые менеджеры хедж-фондов играли против балансирующих на грани банков в разгар финансового кризиса. Все помнили, что удалось сделать Элиоту Спитцеру с Уолл-стрит в схожей ситуации.

Нидес нашел Куомо и призывал его объявить о начале расследования в отношении продаж вкороткую. Куомо и раньше выказывал озабоченность по поводу таких продаж, но сейчас это должно было прозвучать как предупреждение. "Если вы это сделаете, — сказал Нидес, — мы воздадим вам хвалу". Нидес знал, что Мак не хотел бы этого — получилось бы, что он нападает на своих клиентов, — но речь шла о выживании.

Перед закрытием рынка Мак разослал и-мейл всем сотрудникам:

Кому: Всем

От: Джона Мака

Я знаю, что сегодня все вы следили за ценой наших акций, как и я. После обнародованного вчера мощного отчета о доходах и объявленных 179 млрд ликвидных средств, что отметил практически каждый инвестиционный аналитик в своих утренних отчетах, нет никакой рациональной причины для наблюдаемого движения цены наших акций или кредитно-дефолтных спрэдов.

Что происходит? Мне совершенно ясно — мы в эпицентре рынка, контролируемого страхом и слухами, и продавцы вкороткую топят наши акции. Вы должны знать, что управляющий комитет и я предпринимаем все возможные шаги, чтобы остановить эти безответственные действия на рынке. Мы говорили с секретарем Полсоном и казначейством. Мы говорили с председателем Коксом и Комиссией по ценным бумагам и биржам. Мы также активно общаемся с нашими долгосрочными акционерами, контрагентами и клиентами. Я хотел бы призвать всех вас тоже общаться с клиентами и убедиться, что они знают о наших результатах и достаточности основных средств.

***

— Это смешно, что я не могу иметь дело с Goldman именно сейчас! — пожаловался Полсон главному юрисконсульту Бобу Хойту. В 15:00 он должен был принять участие в разговоре с Бернанке, Гайтнером и Коксом для обсуждения Goldman Sachs и Morgan Stanley, но, если он не сможет получить разрешение, он не сможет и участвовать.

Morgan Stanley находился в таком неустойчивом положении, что Полсон все сильнее беспокоился о Goldman: если Goldman рухнет, то это, по мнению Полсона, повлечет полное разрушение системы. Ему надоело отказываться от участия в судьбе Goldman. Часть его сожалела по поводу подписания письма, в которым он согласился не вмешиваться в связанные с Goldman вопросы в течение пребывания в должности. Тогда это казалось жестом доброй воли — пойти дальше типичного однолетнего моратория на отношения с бывшими работодателями. Теперь он думал, что за это придется расплачиваться.

Гайтнер поднимал этот вопрос еще в марте, после сделки Bear Stearns. "Вы знаете, Хэнк, если еще один из банков упадет, — сказал он, — я не знаю, у кого останется возможность выкупа, кроме Goldman. Так что нам надо что-то делать с вашим отказом от контактов. Не знаю, как мы сможем сделать это без вас".

Учитывая экстремальную ситуацию на рынке, Хойт сказал Полсону, что, по его мнению, было бы справедливо попытаться получить разрешение. Хойт даже подготовил необходимый материал. Поскольку Полсон продал все свои акции Goldman прежде, чем вступил в должность, Хойт думал, что сможет легко убедить Управление по государственной этике, что у Полсона нет конфликта интересов помимо оставшейся доли в пенсионном плане Goldman, которая составляет малую часть его состояния. После того как ему исполнится 65 лет, Goldman будет платить ему 10 533 доллара в год.

Полсон понимал, что технология получения разрешения контактировать со своим бывшим работодателем будет подпитывать теорию заговора о его усилиях по оказанию помощи Goldman. Но он чувствовал, что другого выхода нет, и надеялся, что это останется тайной: они с Хойтом договорились не разглашать существования разрешения.

Хойт связался с Фредом Ф. Филдингом, адвокатом Белого дома и старым консультантом Вашингтона, который знал, как работает система, и с Бернардом Дж. Кнайтом-мл., уполномоченным по вопросам этики в казначействе, который принимал участие в конференции во Флориде с другим коллегой из кабинета этики в Белом доме. Учитывая серьезность ситуации, они быстро согласились с рекомендациями Хойта.

"Я решил, что интерес государства в вашем участии в решении вопросов, которые могут повлиять на Goldman Sachs, явно перевешивает обеспокоенность тем, что ваше участие может привести разумного человека к вопросу о целостности программ и действий правительства", — написал Кнайт по электронной почте.

Офис Филдинга придал официальности, прислав копию формального разрешения в здание казначейства на бланке Белого дома. Оно начиналось так: "Эта записка дает разрешение..."

В вашей должности секретаря департамента Казначейства США вы обязаны служить американскому народу и укреплять национальную безопасность путем эффективного управления финансами правительства США, способствуя экономическому росту и стабильности, а также обеспечению безопасности и надежности США и международных финансовых систем.

В настоящее время у вас есть интерес в определенных пенсионных планах вашего бывшего работодателя Goldman Sachs Group, Inc. Ваш общий объем инвестиций в этот план представляет собой лишь небольшую часть вашего общего инвестиционного портфеля. По этой причине ваш финансовый интерес в данном плане является не столь существенным, чтобы повлиять на целостность ваших услуг правительству. Данное разрешение дает вам право лично участвовать в отдельных процессах, затрагивающих этот определенный план с установленными выплатами пенсий, в том числе способность или готовность Goldman Sachs Group, Inc. выполнить данные вам обязательства.

Втайне от общественности Полсон теперь был официально свободен, чтобы помочь Goldman Sachs.

***

"Остановите безумие, нам нужен тайм-аут" — такой была тема и-мейла Гленна Шорра. Аналитик UBS, освещавший банковский сектор, в среду днем Шорр послал клиентам официальное письмо в сопровождение своего последнего доклада. Но к тому времени, как рынок закрылся — с акциями Morgan Stanley, взлетевшими на 24 %, до 21,75 доллара, после снижения до 16,08 днем ранее, и акциями Goldman, выросшими на 14 %, до 114,50 доллара после минимума в 97,78, — электронное письмо Шорра разошлось по всему городу.

"Мы считаем, что инвесторы должны сосредоточиться на управлении рисками и выполнении обязательств, а не только на том, есть ли у них розничные депозиты (банки тоже прекращают бизнес, мы проверили, и с такой скоростью, что после погашения фондов денежного рынка на очереди могут быть депозиты). На наш взгляд, отсутствие доверия и принудительное объединение в фирмы, которые "слишком велики, чтобы рухнуть", не могут быть окончательным решением, — писал он. — Мир на самом деле должен быть обеспокоен, потому что если мы по-прежнему будем сужать баланс финансовой системы и видеть меньшее количество игроков в бизнесе, доступный кредит для корпораций и хедж-фондов иссякнет, а стоимость капитала будет продолжать стремительно расти".

В конце концов и-мейл добрался до казначейства, где Полсон обзванивал длинный список, пытаясь получить реалистичный взгляд на то, что происходит на Уолл-стрит. Среди людей, с которыми он говорил, был Стив Шварцман, председатель гиганта частных инвестиций Blackstone Group.

— Хэнк, как идут дела? — ухмыльнулся Шварцман, когда их соединили.

— Не особенно. Что у вас? — спросил в ответ Полсон. Разговор стал серьезным.

— Должен вам сказать, что система рухнет в ближайшие несколько дней. Сомневаюсь, что вы сможете открыть банки в понедельник, — сказал Шварцман, напуганный тем, что видел. — Люди продают акции финансовых институтов вкороткую, они снимают деньги со счетов брокерских фирм, потому что не хотят быть последними, как в Lehman, и это приведет к краху Goldman и Morgan Stanley. Все преследуют собственные интересы. Вы должны что-то сделать!

— Мы работаем кое над чем, — ответил Полсон. — Что, по-вашему, мы должны делать?

— Вы должны подходить к тому, что делаете, с точки зрения шерифа в западном городке, где все вышло из-под контроля, — ответил Шварцман. — Вам нужно сделать что-то такое, будто вы вышли на Мейн-стрит и несколько раз выстрелили из револьвера в воздух, чтобы показать, что вы тут главный. Потому что сейчас никто ни за что не отвечает!

— Что вы порекомендуете? — спросил Полсон, пытаясь вообразить себя в роли шерифа.

— Ну, во-первых, остановить продажи вкороткую акций финансовых учреждений — кажется, это эффективно для снятия напряжения. Вы добьетесь того, что напугаете участников рынка, они признают, что ситуация изменилась, и не могут продолжать инвестировать тем же способом. Это заставит людей сделать паузу, — сказал Шварцман.

— Неплохая идея, — согласился Полсон, — мы говорили об этом, я мог бы это сделать. Что еще?

— Я хотел бы запретить людям выводить средства, передавать свои брокерские счета, — продолжил Шварцман. — На самом деле никто не хочет перевести свои счета из Goldman или Morgan. Они просто чувствуют, что должны это сделать, чтобы не оказаться последними на тонущем корабле. У меня нет таких полномочий.

- Вы могли бы запретить людям выписывать кредитно-дефолтные свопы На финансовые учреждения, — предложил Шварцман в качестве альтернативы. — Это оказывает огромное давление на финансовые институты.

- На это у меня тоже нет полномочий, — запротестовал Полсон.

— Послушайте, — сказал Шварцман, которому показалось, что Полсон его не слышит, — вам придется объявить что-то очень серьезное, чтобы спасти систему, какую-то огромную сумму, которую вы получите на решение проблем.

— Ну, мы еще не готовы это сделать, — ответил Полсон. — Но у нас есть идеи.

— Не думаю, что имеет значение, успели вы все полностью подготовить или нет, — сказал Шварцман. — Вы должны дать объявление завтра, чтобы предотвратить крах, и вам придется что-то придумать, чтобы привлечь внимание.

***

— Что случилось? — испуганно спросил Джон Мак, когда в среду вечером в его кабинет вошел финансовый директор Колм Келлехер, лицо которого было серым.

— Джон, — сказал Келлехер своим британским стаккато, — в пятницу у нас не будет денег. — Он нервно наблюдал, как исчезает топливо его фирмы, ее ликвидные активы, так же как пилот самолета может наблюдать за указателем уровня топлива, пока кружит в ожидании посадки.

— Этого не может быть, — с тревогой отозвался Мак. — Сделайте одолжение, вернитесь в отдел финансирования и пересчитайте снова.

Каждый час приносил новые проблемы. Внутренний документ, осуждающий продажи вкороткую, просочился наружу, и теперь несколько известных хедж-фондов, которые использовали стратегии таких продаж, — некоторые хеджировали задолженность по другим ценным бумагам — закрывали свои счета в Morgan Stanley в знак протеста.

"Одно дело жаловаться, другое — выпустить меморандум, обвиняя клиентов", — ругался Джим Чанос, продавец вкороткую, известный тем, что обнаружил проблемы в Enron. Он был клиентом Morgan Stanley 20 лет, а теперь давал знать о своем недовольстве, выводя 1 млрд долларов со своего счета в фирме. Джулиан X. Робертсон-мл., основатель Tiger Management, одного из первых и наиболее успешных хедж-фондов, позвонил в фирму страшно злой, хоть и не стал выводить деньги, которые держал в Morgan Stanley.

Раздраженные нападками на продажи вкороткую, клиенты фирмы злились еще сильнее. Мак рассматривал проект заявления в поддержку расследования Куомо продаж вкороткую, которое намеревался опубликовать на следующий день. Он прекрасно знал, что это взбесит клиентов и многие из них уйдут, Мак не верил в наличие другого выхода, кроме как оказать поддержку:

Morgan Stanley приветствует генерального прокурора Куомо за принятие решительных мер по искоренению неправильных продаж финансовых акций вкороткую. Инициируя широкое расследование этого манипулятивного и мошеннического поведения, генеральный прокурор Куомо демонстрирует решительное руководство в попытке помочь стабилизировать финансовые рынки. Мы также поддерживаем его призыв к Комиссии по ценным бумагам и биржам ввести временный мораторий на продажи вкороткую финансовых акций, учитывая экстремальные и беспрецедентные события на рынке, не обеспеченные основными принципами запаса акций.

Через полчаса после того, как Келлехера отправили для пересмотра балансов фирмы, он вернулся в офис Мака чуть менее потрясенным. После того, как он нашел дополнительные деньги, застрявшие в системной ловушке между еще не закрытыми сделками, он пересмотрел прогноз: "Возможно, мы протянем до середины следующей недели".

***

Полсон сгорбился над телефоном, пытаясь услышать, что по громкой связи говорили Бернанке и Гайтнер. Был вечер среды, и сотрудники казначейства собирались с силами перед еще одними сутками непрекращающейся работы.

Бернанке ясно дал понять, что разочарован: он не верил, что кризис может быть решен путем отдельных сделок или какого-либо одноразового решения. "Мы не можем продолжать так поступать, — убеждал он Полсона, — потому что мы в Федрезерве не располагаем необходимыми ресурсами, и еще п о причине демократической легитимности; очень важно, чтобы Конгресс вмешался и взял ситуацию под контроль".

Полсон теоретически был согласен, но его беспокоило, что Бернанке недооценивал политический расчет. "Я понимаю, что вы не хотите бороться в одиночку, но худшим исходом будет, если я попрошу, и они скажут — отвянь, — вздохнул Полсон. — Этим мы продемонстрируем собственную уязвимость и то, что у нас нет нужного оружия".

- В окопах не бывает ни атеистов, ни идеологов финансового кризиса, — выпалил Полсону Бернанке фразу, которую накануне обкатал на коллегах из Федрезерва.

Полсон согласился, но сказал, что, если они начнут действовать, он бы хотел продвинуть свой план, чтобы правительство выкупило проблемные активы. Такое решение он считал политически приемлемым, поскольку оно было сопоставимо с Resolution Trust Corporation конца 1980-х. Конгресс созвал RTC в 1989 году для обработки более чем 400 млрд долларов в виде займов и других активов, принадлежащих 747 обанкротившимся кооперативным банкам во время банковского кризиса. RTC была получателем широкого спектра кредитов, собственности и облигаций обанкротившихся компаний. Меньшая часть активов была хороша, а некоторые, в том числе кредиты на строительство и проектирование, оказались вне рынка — именно в таком затруднительном положении сейчас находился Полсон. Л. Уильям Сейдман, председатель RTC, первоначально предполагал, что, даже если агентство будет продавать активы на 1 млн долларов в день, потребуется 300 лет, чтобы избавиться от всего. К тому времени как RTC завершила работу в 1995 году, за год до выделенного ей срока, издержки налогоплательщиков составляли почти 200 млрд долларов (в ценах 2008 года) — значительно меньшая сумма, чем та, которую называли многие, когда агентство только создавалось.

Полсон думал, что идея заслуживает внимания, и его вдохновила обзорная статья в свежей Wall Street Journal, рекламировавшая подобный план бывшего председателя Федрезерва Пола А. Волкера, бывшего министра финансов США Николаса Ф. Брэди и бывшего контролера денежного обращения США Юджина А. Людвига.

"Этот новый государственный орган сможет скупить проблемные бумаги по справедливой рыночной цене, по возможности сохраняя людям их дома и не закрывая предприятия. Как и RTC, этот механизм должен иметь ограниченный срок действия и управляться беспристрастно и профессионально, — писали они. — Патологией этого кризиса является то, что, если вы не опередите его или будете подавлять его силой, он сожрет самое слабое звено в цепи, а затем перейдет к следующему самому слабому звену".

***

В четверг утром Том Нидес, который жил в Вашингтоне и каждую неделю ездил в Нью-Йорк, проснулся рано в отеле Regency и отправился в тренажерный зал. Он читал New York Times и чуть не упал с тренажера, когда на первой полосе увидел статью под заголовком: "Страх растет, титаны Уолл-стрит наблюдают за падением акций".

В середине статьи цитировались люди, которые были проинформированы о переговорах о слиянии Morgan Stanley и Citigroup, и в цитате говорилось, что Джон Мак сказал Викраму Пандиту: "Нам нужно слияние, иначе мы не выживем".

Нидес не мог поверить, что Мак мог произнести такое. Он присутствовал во время одного из разговоров с Пандитом, и этот разговор точно был не о том. Нидес знал, что Morgan Stanley не мог позволить себе такого рода паблисити независимо от того, было это правдой или нет. Чем больше людей знали об этом, тем правдоподобнее это звучало.

- Вы видели этот невменяемый кусок дерьма в Times? — по телефону спросил Нидес Мака. Но Мак читал только Wall Street Journal, Financial Times и New York Post, отписавшись от Times в знак протеста после того, как семья Сульцбергеров вывела деньги из Morgan Stanley, поскольку один из ее управляющих активами решил запустить борьбу доверенностей на право собственности Times.

Теперь у Мака была причина, чтобы еще раз расстроиться из-за Times. И он, и его коллеги были в ярости по поводу Пандита, который, как они считали, и рассказал все прессе.

— Вы же не говорили этого? — спросил Нидес.

— Ни в коем случае, — отвтеил Мак. — Я никогда не говорил этого, совершенно точно.

Нидес знал, что оспаривать достоверность цитаты необходимо немедленно. Ему уже звонили другие новостники.

— Что вы за хренов репортер? — ругал он Эрика Дэша, одного из авторов статьи, по телефону. — Вы должны опровергнуть статью!

Тем временем Мак готовился к выступлению перед сотрудниками, чтобы вселить в них уверенность после статьи в Times, — второй раз за четыре дня. Он пригласил в качестве советника Ю.А. Людвига, председателя Promontory Financial Group и одного из авторов редакционной статьи во вчерашней Wall Street Journal, выступавшей за структуру, подобную RTC.

Борясь с холодом и очками, сползающими на нос, Мак стоял на главной торговой площадке Morgan Stanley, и его речь передавалась сотрудникам по всему миру. Он говорил просто, его севернокаролинский акцент, возможно, был сильнее обычного.

— Вы видели объемы наличности, вы видели наши доходы, кхм, и в отличие от того, что говорят о других фирмах, эти цифры — настоящие цифры, — говорил он. — Мы чисты, мы делаем деньги. Мы сделали много денег и за последние восемь дней тоже. Но это не имеет никакого значения. Сегодня мы работаем на рынке, где финансовое крючкотворство, слухи, инсинуации являются гораздо более значимыми, чем реальные результаты.

Он пересказал телефонный разговор с "хорошим другом", менеджером хедж-фондов, который поверил в опасения по поводу Morgan Stanley. Мак успокоил его, но через четыре часа последовал очередной звонок от того же человека по поводу еще одного рыночного слуха. "Я хочу сказать, что вне зависимости от того, что мы говорим, всегда появится новый слух", — добавил он.

Мак признался, что компания рассматривала все варианты, когда отраасль была перевернута с ног на голову.

- Мне кажется примечательным, что не так давно, два или четыре месяца назад, люди считали, что модель Citibank — кхм, сложная, большая, глобальная, неуправляемая — не работает. Теперь и наша модель не работает. Я имею в виду и Goldman Sachs тоже — наша модель не работает, потому то мы не входим в банк? Наша модель не работает, потому что последние три квартала мы последовательно хорошо зарабатывали? Наша модель не работает, потому что у нас не было регулирующих органов, которые вмещались и приняли решительные меры? Это может быть проблемой... Я думаю, главный вопрос таков: как нам пройти через хаос? Потому что это хаос. Мне больно проходить через площадку и видеть, как вы, ребята, выглядите.

Затем Мак обратился к наиболее болезненным проблемам сотрудников — продаже акций. По правилам SEC сотрудники могли продавать принадлежавшие им акции только в определенные периоды, например, сразу после выхода доклада о доходах, то есть сейчас.

— Я знаю, что настало время, — сказал Мак, — и я знаю, что некоторые из вас напуганы... ну, мы все очень испугались. Если вы хотите продать акции, продайте. Я не собираюсь следить и париться. Я не продаю, но, О'кей, Джон, у вас их много, и не беспокойтесь... кхм, вы знаете, у меня на самом деле много акций, и я действительно волнуюсь, но душевное спокойствие важнее. Так что, если вы хотите продавать, продавайте. Вперед!

Когда пришла пора вопросов сотрудников, "медвежий" экономист Morgan Stanley Стивен Роуч задал острый вопрос о продажах вкороткую: "Многие, если не большинство из тех, кто торгует вкороткую, являются клиентами фирмы. Поставьте себя в комнате с одним из этих клиентов в кавычках — что вы ему скажете?"

— Ну, кхм, я долго думал об этом, и моей внутренней реакцией является злость, я хочу сказать им то, что думаю, — вздохнул Мак. — Что я не хочу делать бизнес с ними и так далее. А потом я скажу, что они делают свою работу. Я не собираюсь дискутировать на эту тему... И вот что я еще хочу сказать. Я сказал, что злюсь. Мы можем злиться, мы злимся, мы расстроены, и мы должны с этим справиться. Мы здесь не для того, чтобы мучить клиентов, чтобы рассказывать им о том, как они нас кинули. Мы здесь, чтобы управлять фирмой, работать с клиентами как можно лучше. Некоторые не хотят делать бизнес, мы займемся этим позже, отпустим их. Давайте сосредоточимся на продуктивных вещах. А выражать эмоции, говорить людям то, что вы о них думаете, называть их теми словами, которыми их хочется назвать, это не выход, это нам не поможет. Я люблю выбивать дерьмо из людей, когда они кидают нас. Но я не собираюсь этого делать. И я не хочу, чтобы вы это делали.

***

Панику в Goldman Sachs было уже не скрыть. Возможно, самым кричащим был тот факт, что Гэри Кон, сопрезидент Goldman, который, как правило, оставался в своем кабинете на 13-м этаже, переехал в кабинет Харви М. Шварца, главы подразделения продажи ценных бумаг, в котором была стеклянная стена с видом на торговую площадку. Дверь оставалась открытой — он хотел видеть и слышать, что происходит.

Федрезерв наряду с другими центральными банками только что объявил о планах закачать 180 млрд долларов в экономику для стимулирования финансовой системы, но схема, казалось, не дала какого-либо заметного эффекта. Акции Goldman открылись ниже на 7,4 %. CNBC, вещавший с плоского экрана, висящего на стене торгового зала Goldman, ввел вызывающую плашку в нижней левой части экрана: "Ваши деньги в безопасности?"

Этот вопрос начали задавать себе клиенты Goldman. Спрэды на собственные кредитно-дефолтные свопы фирмы взлетели так, как не взлетали никогда, то есть инвесторы начинали верить в невероятное: Goldman зашатался. За два дня акции Goldman снизились со 133 до 108 долларов.

Каждые пять минут трейдер будет врываться в кабинет Шварца с вестью об очередном хедж-фонде, объявившем о своих планах перенести деньги из Goldman, и передавать Кону бумажку с номером телефона хедж-фонда, чтобы тот мог вразумить их. При том что Morgan Stanley замедлил выплаты, некоторые инвесторы сейчас тестировали Goldman, прося но 100 млн, чтобы посмотреть, смогут ли они заплатить. В любом случае Кон сразу перевел бы деньги, обеспокоенный, что клиент вообще откажется от услуг фирмы.

Хорошая новость для Goldman заключалась в том, что списания лишь немного опережали приток наличных. В какой-то степени это был заработок на горе других, ведь хедж-фондам надо было где-то проводить сделки. Когда Стив Коэн из SAC Capital перевел несколько миллиардов в Goldman, трейдеры на площадке начали шуметь.

С другой стороны, Стэнли Дракенмиллер, помощник Джорджа Сороса с состоянием более 3,5 млрд, на этой неделе изъял большую часть денег, обеспокоенный платежеспособностью фирмы. Если бы появилась информация, что менеджер хедж-фонда с репутацией Дракенмиллера потерял уверенность в Goldman, это могло бы привести к массовому бегству. Кон позвонил Дракенмиллеру и попытался убедить его вернуть деньги. "Я злопамятный", — сказал Кон, который принял действия Дракенмиллера на свой счет. И даже организовал для Дракенмиллера благотворительный коктейль в собственной квартире: "Я всегда слежу, кто мои друзья, а кто враги, и составляю списки".

— Мне действительно наплевать, это мои деньги, — Дракенмиллер был непоколебим. В отличие от большинства хедж-фондов фонд Дракенмиллера состоял в основном из его собственных денег. — Это моя жизнь. Я должен защитить себя, и мне действительно наплевать на то, что вы хотите сказать.

— Вы можете делать все, что угодно, — сказал Кон, тщательно подбирая слова. — Но это изменит наши отношения надолго.

***

За полчаса до того, как Дэвид Кэрролл и команда Wachovia должны были прибыть в Morgan Stanley, Киндлер позвонил Скалли. Киндлер сидел в своем кабинете и смотрел в окно на съемочные группы, расположившиеся внизу.

— Почему мы должны встретиться именно здесь? — спросил Киндлер. — Там журналисты.

— Не волнуйтесь, все будет в порядке, — заверил его Скалли, который предпринял меры предосторожности, чтобы тайком провести Кэрролла через служебный вход на 48-й улице.

Единственной целью Киндлера было прибрать к рукам ипотечные кредиты на балансе Wachovia так, чтобы он мог "порвать ленты" — жаргонизм Уолл-стрит для рассмотрения ипотечных кредитов в индивидуальном порядке. Это был единственный способ понять реальную стоимость Wachovia. Непростая задача: лента содержала 125 млрд кредитов, в том числе со всевозможными уникальными регулируемыми ставками вроде "Выбери платеж", которая ежемесячно давала заемщикам широкий выбор того, как и сколько платить. Среди вариантов были платежи, которые покрывали лишь проценты по кредиту.

Morgan Stanley также настоял на том, чтобы познакомиться с бизнес-планом Wachovia, но Кэрролл игнорировал просьбу: "Наш главный консультант говорит, что это реальная проблема".

Киндлер, убежденный, что Wachovia пытается что-то скрыть, в ярости позвонил главному юрисконсульту Morgan Гарри Линчу и сказал, чтобы тот нажал на своего коллегу из Wachovia Джейн Шерберн.

— Это серьезный юридический вопрос, — сказала она. — При заключении сделки мы не сможем передать данные, не раскрывая их в договоре о слиянии.

Линч тоже подозревал о наличии проблемы. Он задавался вопросом, были ли цифры Wachovia хуже, чем было известно. "Мы не можем заключить сделку, не видя данных", — сказал он.

Шерберн уступила.

***

Ллойд Бланкфейн с расстегнутой верхней пуговицей рубашки и криво повязанным галстуком смотрел на монитор компьютера и видел, что цена акций Goldman упала на 22 %, до 89,29 доллара. Бланкфейн, который до сих пор сопротивлялся давлению на продавцов вкоротую, становился уверенным, что давление на его акции не было случайным. Он только что поговорил с Кристофером Коксом, рассказав председателю Комиссии по ценным бумагам и биржам: "Это становится преднамеренным. Вам, возможно, придется что-то сделать".

В его электронной почте было еще одно сообщение от трейдера, где говорилось, что JР Morgan пытался украсть его хедж-фонды, рассказывая всем, что Goldman намерен обанкротиться. Порочный круг.

Бланкфейн слышал эти сплетни последние сутки, но теперь решил, что с него хватит. Он был в ярости. Распространение слухов вышло из-под контроля. Он не мог поверить, что JР Morgan говорил о разгроме его фирмы его же клиентам. Он чувствовал, что становится таким же обеспокоенным, каким был Мак, когда они говорили накануне.

— Нам надо поговорить, — по телефону сказал Бланкфейн Даймону и попытался спокойно объяснить проблему. — Я не утверждаю, что это делаете вы, но есть много улик.

— Ну, люди могут делать то, о чем я не знаю, — ответил Даймон. — Но они знают, что я сказал: посреди всего этого мы не собираемся следовать за нашими конкурентами.

— Но, Джейми, если они все еще делают это, вы не можете говорить, что они этого не делают! — ответил Бланкфейн, который не купился на его слова. Пытаясь донести свою точку зрения, влюбленный в кино Бланкфейн начал цитировать "Несколько хороших парней": "Ты отдал приказ? Ты сказал своим парням никогда ничего не делать?" Даймон терпеливо слушал в надежде, что Бланкфейн не заведется еще сильнее. — Джейми, дело вот в чем. Не думаю, что они делают это по вашему указанию, но, если вы хотите остановить их, вы можете их припугнуть.

Даже в состоянии паники Goldman оставался Goldman, и Даймон не хотел войны. Через полчаса он заставил Стива Блэка и Билла Уинтерса, соруководителей инвестиционного банка JP Morgan, отправить и-мейлы всем сотрудникам корпорации:

Мы не хотим, чтобы кто-то в JP Morgan использовал для своей выгоды иррациональное поведение, которое сейчас царит на рынке, в отношении кого-либо из американских брокеров-дилеров. Мы работаем с Morgan Stanley и Goldman Sachs в качестве контрагентов. Хотя оба они грозные конкуренты, в течение этого периода мы не хотим, чтобы кто-то приближался к их клиентам или сотрудникам с хищническим замыслом. Мы хотим сделать все возможное, чтобы поддержать их бизнес и не навредить им.

Мы не верим, что кто-то занимается какой-либо неподобающей деятельностью, но хотим подчеркнуть, как важно быть конструктивными. То, что происходит с брокерско-дилерской моделью, не является рациональным и не служит во благо JP Morgan, глобальной финансовой системе и стране.

***

Около полудня Хэнк Полсон рассмотрел последний перечень условий по проблемным активам, который его сотрудники подготовили ночью. Полсон надеялся, что перечень мог бы быть приемлемым для представления в Конгресс. Его ближайшее окружение собралось в кабинете.

— Выглядит намного лучше, — сказал Полсон, листая страницы. — Все просто. — Он сделал паузу и посмотрел на отекшие от недосыпа лица собравшихся. — Повторюсь, мы должны быстро доставить это на Холм. Этот текст должен быть простым, очень простым. И мы должны подать это так, будто поощряем, кхм, банки и финансовые учреждения, которые захотят поучаствовать. Мы не ждем карательных мер. Речь идет о рекапитализации наших банков и финансовых учреждений, установлении цен на активы.

И был еще один вопрос, возможно, самый важный: цена.

Полсон знал, что, хотя программа выкупа проблемных активов имела смысл в теории, чтобы она работала в реальности и была эффективной, им придется выкупить большие доли проблемных ценных бумаг у крупнейших банков страны. Цена должна быть огромной, и это будет воспринято внутри и за пределами "вашингтонской кольцевой дороги" как еще один выкуп.

В надежде на подсказку Полсон посмотрел на Кашкари, который сидел на диване слева.

Важно было понять, повлечет ли такая гигантская трата необходимость обращения к Конгрессу с просьбой увеличить потолок госдолга — политически острый момент, требовавший, чтобы Конгресс проголосовал за увеличение суммы долга, который может взять на себя страна. В июле эта сумма уже была увеличена до 10,615 трлн долларов.

Группа обсуждала контуры предлагаемого законопроекта, и Кашкари утверждал, что они должны попытаться вообще обойти этот вопрос.

— Не уверен, что, если не ссылаться на потолок долга, это сработает. Почему бы нам просто не сказать, что законопроект не должен рассматривать ей в таком контексте? — сказал он.

— Так не получится, — ответил Полсон. — Но я не хочу добиваться повышения потолка и потерпеть неудачу. Люди потом начнут фокусироваться на этой проблеме.

— Я посчитал, — сказал Филипп Швагель, заглядывая в свои записи. Он определил, что потребуется всего лишь 500 млрд, если только ситуация не ухудшится.

Для Полсона, который в финансовом отношении считал себя консерватором, ответ был очевиден.

— О'кей, я думаю, что поступить ответственно — это добиваться повышения потолка долга, — сказал он, поручив Кевину И. Фромеру, помощнику секретаря по вопросам законодательства, чьей работой была связь с Холмом, придумать несколько новых формулировок.

— Вы можете добиваться этого, но вы не обязаны упоминать об этом в документе, — заметил Фромер. — Мы никогда не проявляли законодательной инициативы поднять потолок долга. Мы просто приходим к тому, что должны так поступить, и говорим Конгрессу, что они должны сделать то-то и то-то. И они соглашаются, потому что слишком напуганы. Вопрос подхода.

Они решили, что пока не будут упоминать потолок долга в документе, но рассмотрят вопрос позже, в идеале — когда Конгресс одобрит план и будет слишком поздно что-то менять.

Прежде чем закончить встречу, Полсон затронул еще одну проблему: по его словам, Wachovia может пошатнуться. Кевин Уорш сообщил ему, что финансовое состояние банка было хуже, чем они предполагали. Все понимали значение этого заявления. В конце концов, Боб Стил, их бывший коллега, был гендиректором этой фирмы.

— Если Wachovia рухнет, мне придется снова обращаться в Конгресс. Так что, надеюсь, это случится после января! — сказал Полсон, и все рассмеялись.

***

- Мне только что звонил Джейми и пытался что-то выяснить, Колм Келлехер Джону Маку в четверг, в полдень. — Он сказал, что звонит, чтобы узнать, не может ли он быть полезным. Это странно.

Джеймс Горман, сопрезидент фирмы, только что рассказл о таком же звонке, ответил Мак, а еще раньше звонил Гайтнер и предлагал поговорить с Даймоном в качестве возможного партнера слияния.

- Ясно, для него этот звонок означает, что он хочет заключить сделку, — сказал Келлер. — Джейми всегда трется возле корзины. Знаете, как он говорит: "Давай дружить с этими парнями, прежде чем я их съем".

Мак был раздражен такими предложениями, он не слишком хотел заключать сделку с Даймоном, потому что был уверен — бизнес обеих компаний слишком во многом совпадает. Но он решил не гадать, чего хочет Даймон, а спросить напрямую.

— Джейми, Гайтнер считает, что мы должны поговорить, — несколько минут спустя сказал Мак Даймону по телефону. — Давайте откроем карты. Вы хотите заключить сделку?

— Нет, не хочу, — отрезал Даймон раздраженно, потому что за сегодня это был уже второй звонок от обозленного конкурента.

— Интересно, — ответил Мак. — Вы звоните моему финансовому директору, вы звоните моему президенту — зачем?

— Я пытался быть вам полезным.

— Если хотите быть полезным, говорите со мной. Я не хочу, чтобы вы звонили моим парням, — сказал Мак и повесил трубку.

***

Отдел торговли бумагами с фиксированной доходостью на 50-м этаже Goldman к полудню четверга был близок к коллапсу. Торговли не происходило, трейдеры, прилипнув к терминалам, по тикерам GS следили за продолжающимся падением рынка. Акции Goldman упали до 85,88 долларов, самого низкого уровня за шесть лет; Dow упал на 150 пунктов. "Рынок торгуется, как будто все финансовые учреждения потерпят крах, — сообщил в то утро агентству France-Presse Майкл Петров, портфельный менеджер Heartland Advisors. — Рынком правят эмоции".

Джон Винкельрид, сопрезидент Goldman, ходил по этажам и пытался всех успокоить. "Мы могли бы привлечь 5 млрд долларов за час, если бы захотели", — сказал он трейдерам как ни в чем не бывало.

Но как раз в в 13:00 рынок и акции Goldman вдруг поменяли направление, и Goldman вырос до 87 долларов за акцию, а затем до 89. Трейдеры суетились, пытаясь определить, кто ответствен за это, и обнаружили, что Управление финансового надзора Великобритании объявило тридцатидневный запрет на продажи вкороткую двадцати девяти финансовых акций, включая Goldman Sachs. Именно это Бланкфейн и Мак пытались убедить сделать Кристофера Кокса из Комиссии по ценным бумагам и биржам.

Вскоре проснулись селекторные устройства на торговой площадке Goldman. Молодой трейдер нашел в Сети запись "Усеянного звездами знамени"1 и транслировал ее через динамики. Три десятка трейдеров встали у своих рабочих мест и пели. Рынок разворачивался, и наш флаг был все еще там. Девятью минутами позже распространился слух, что Полсон тоже работает над чем-то серьезным. "По словам Шумера, казначейство и Федрезерв разрабатывают обширный план для облегчения кризиса", — гласил духоподъемный заголовок Bloomberg.

Ровно в 15:01 рынок взлетел. Трейдеры Уолл-стрит увеличили объемы, когда Чарли Гаспарино на CNBC сообщил, что слышал из своих источников: федеральное правительство готовит "некое подобие плана RTC", который "снимет все или часть токсичных активов с балансов банков и брокерских компаний". Понимая RTC как сигнал, что все будет в порядке, трейдеры сразу же подняли акции еще выше. За время выступления Гаспарино рынок скакнул на 108 пунктов.

***

Последний час Полсон и Кашкари были в казначействе на селекторном совещании с Гайтнером и Бернанке, пытаясь найти путь наименьшего политического сопротивления для запрета продаж вкороткую. Бернанке, казалось, был обеспокоен этим планом, приводил доводы в пользу прямого вливания капитала — это работало в других странах.

Гайтнер, который всегда говорил о необходимости решительных действий, вдруг начал твердить о возможности открытия окна Федрезерва практически любому финансовому учреждению с любыми активами. Смелый шаг, который, вероятно, будут приветствовать инвесторы.

— Не понимаю, что вы имеете в виду, — сказал Кашкари. — Если Федрезерв действительно хочет творчески интерпретировать свои полномочия, он может действовать без законодательной основы?

Полсон недобро посмотрел на Кашкари, так как именно на это он надеялся: Гайтнер может убедить Бернанке поступить таким образом и избавить Полсона от поездки в Конгресс.

— Мы не можем этого сделать, — предупредил Бернанке Гайтнера. Пора было заканчивать, потому что у Полсона и Бернанке на 15:30 был запланирован брифинг с президентом Бушем в западном крыле, и Бернанке необходимо добраться туда от Федрезерва.

Когда Полсон и Кашкари шли через автостоянку к Белому дому, Полсону позвонила Нэнси Пелоси.

- Господин секретарь, — сказала она строго, — мы хотели бы встретиться с вами завтра утром по причине хаоса, который мы наблюдаем на рынках.

- Мадам спикер, — ответил Полсон, понимая, что пора начинать формировать поддержку своего плана Конгрессом как можно скорее, — это не может ждать до завтра. Мы должны встретиться сегодня.

В Овальном кабинете сотрудники казначейства уселись на диваны. Вскоре к ним присоединились вице-президент Чейни, глава администрации Буша и старый знакомый Полсона по Goldman Джош Болтен и другие сотрудники Белого дома наряду с Бернанке и Уоршем.
Полсон прямо сказал Бушу, что финансовая система рушится.

— Господин президент, если мы не будем действовать смело, мы можем оказаться в ситуации хуже, чем Великая депрессия, — заявил Полсон, и Бернанке согласился с этим.

— Как мы докатились до этого? — спросил Буш, пытаясь осознать то, что услышал.

Полсон проигнорировал вопрос, понимая, что слишком длинный ответ лежит в пьянящем десятилетии слабого регулирования, к которому он и сам приложил руку, — жадные банкиры и владельцы домов, живущие не по средствам. Вместо этого он сказал президенту, что планирует запросить у Конгресса по крайней мере 500 млрд долларов для выкупа проблемных активов, надеясь, что это позволит стабилизировать систему.

Он поспешил указать на политические последствия, предполагая, что покупка проблемных активов более приемлема, чем покупка акций самих банков.

— Этого достаточно? — кивнуш Буш, все еще озадаченный 500 млрд долларов.

— Более чем, — заверил его Полсон, который, возможно, хотел большего. — Я не думаю, что мы можем получить что-то сверх этой суммы.

Все понимали, что это вопрос политики.

— Нам необходимо ехать в Конгресс. У казначейства нет полномочий, — добавил Полсон после паузы. — Теоретически Бен всегда мог это сделать.

Полсон неожиданно сам начал играть в политику. Он пытался прощупать, как далеко можно подтолкнуть Бернанке, который, с точки зрения Полсона, имел фактически неограниченные полномочия, пока был готов их использовать.

— Бен, это возможно? — спросил президент Буш.

— Это действительно налогово-бюджетная, а не денежно-кредитная политика, — ответил Бернанке своим профессорским тоном, явно не оценив, что его подставили.

— Мы должны сделать все необходимое, чтобы решить эту проблему, — согласился Буш. Учитывая его низкий рейтинг, он понимал, что пользы на Холме от него будет немного. — Вы должны пойти туда, — сказал он Полсону и Бернанке. Смысл его слов был ясен: вы сами по себе. Но он настаивал, чтобы они продали идею Конгрессу, и быстро.

— Не мог поверить, что вы давили на Бена, — сказал Кашкари, когда они вышли из Белого дома.

— Может быть, Бен будет там, — улыбнулся Полсон.

***

Ллойда Бланкфейна не успокоил поворот рынка под конец сессии с акциями Goldman, закончившими день на отметке 108 долларов. В его кабинете находились Гэри Кон, финансовый директор фирмы Дэвид Винер, сопредседатель Джон Винкельрид, Джон Роджерс и Дэвид Соломон. Он знал, что, пока Morgan Stanley не рухнул, Goldman, вероятно, находится в безопасности, но это не слишком успокаивало.

Гэри Кон в тот день разговаривал по телефону с Кевином Уоршем из Федрезерва, участвуя в мозговом штурме, призванном найти способ опередить финансовое цунами. Уорш высказал мысль о том, что, возможно, в Goldman должны задуматься о слиянии с Citigroup, это могло бы решить проблемы обеих сторон. Goldman получил бы огромные депозитные базы, a Citigroup приобретет управленческую команду, поддержанную инвесторами.

— Это, вероятно, не сработает, я никогда не мог поверить в их баланс, — засомневался Кон. — И социальные вопросы будут огромны, — выражение "социальные вопросы" было еще одним кодом Уолл-стрит для тех, кто будет управлять объединенной фирмой. Управляющие Goldman были не слишком высокого мнения о способностях Пандита и его команды.

— Не беспокойтесь, — ответил Уорш. — Об этом позаботимся мы.

Это был не слишком тонкий намек на то, что, если сделка будет заключена, Пандит может оказаться без работы.

Но Бланкфейн не искал альтернативу. Роджин Коэн подталкивал Goldman подумать о преобразовании фирмы в регулируемый банковский холдинг, которыми являлись JP Morgan и Citigroup. Это давало им неограниченный доступ к дисконтному окну Федрезерва. Эту идею Коэн безуспешно пытался продавить Гайтнеру летом, чтобы рассмотреть такую возможность для Lehman Brothers, и, хотя Гайтнер и отклонил предложение, Коэн был уверен, что сейчас он способен изменить решение, учитывая тяжелое состояние рынков.

Намерение стать банковской холдинговой компанией периодически возникало в Goldman на протяжении многих лет, последний раз — во время заседания Совета летом в России, где обсуждали необходимость увеличения депозитов. Бланкфейн понимал, что даже незначительная зависимость Goldman от краткосрочного финансирования в это напряженное время нервировала инвесторов, а депозитная база обеспечивала более стабильный источник капитала. Однако Бланкфейн всегда сопротивлялся этой идее, потому что она сопровождалась огромным ценником в виде увеличения регламентированного надзора. Но то были, мягко говоря, чрезвычайные обстоятельства, и генеральный директор чувствовал, что мир неумолимо двигался в этом направлении. Учитывая, что банк уже имел временный доступ к дисконтному окну Федрезерва и что Федрезерв разместил нескольких сотрудников в Goldman для контроля, Бланкфейн начал верить, что перспектива получить еще немного дополнительного государственного регулирования не слишком обременительна.

***

— Это сработает, если вы напугаете их до полусмерти, — сказал Джим Уилкинсон Полсону перед тем, как Полсон и Бернанке поехали на встречу с руководством Конгресса в офисе Нэнси Пелоси. По подсчетам Уилкинсона, если они не смогут убедить Конгресс в том, что близится конец света, они никогда не получат разрешение на пакет в 500 млрд долларов для спасения Уолл-стрит. Республиканцы будут жаловаться, что это социализм, демократы завопят о спасении жирных котов в белых воротничках.

За деревянным столом недалеко от офиса Пелоси собрались два десятка конгрессменов, чтобы встретиться с Полсоном, Бернанке и Кристофером Коксом, который был приглашен из вежливости.

Пелоси поприветствовала всех, поблагодарив за то, что пришли так быстро.

Бернанке, известный тем, что никогда ничего не преувеличивал, заявил: "На протяжении всей своей карьеры я серьезно изучал Великую депрессию. Могу сказать, что, если мы не будем действовать с размахом, можно ожидать еще одной Великой депрессии, и на этот раз она будет гораздо, гораздо хуже".

Сенатор Чарльз Шумер, сидящий в конце стола, сглотнул.

Полсон продолжил настойчиво объяснять механику своего предложения: правительство будет покупать проблемные активы, чтобы снять их с балансов банков, что в свою очередь повысит стоимость активов и оздоровит банки, а это поможет экономике и, как это называл Полсон, "поможет Мэйн-стрит".

Сидевший рядом с Бернанке Барни Фрэнк думал, что слова Полсона о Мэйн-стрит были неискренней уловкой, чтобы набить карманы Уолл-стрит и навязать спасение крупных банков, так как никакой прямой помощи навьюченным ипотечными кредитами простым американцам они не окажут. "А как же домовладельцы? — спросил он и насмешливо добавил: — Вы продаете этот план не правлению Уолл-стрит". "Правильно", — вмешался Кристофер Додд. А Ричард Шелби неодобрительно охарактеризовал предлагаемую программу как "карт-бланш".

Полсон сказал, что понимает их озабоченность. Но продолжил разыгрывать свою карту "напугать до полусмерти", утверждая, что это совершенно необходимо: "Я не хочу думать, что произойдет, если мы этого не сделаем". Он выразил надежду, что Конгресс может принять законопроект в течение нескольких дней, и пообещал представить полное предложение в течение часа.

— Если оно не пройдет, то Небеса всем нам в помощь, — сказал Полсон.

Гарри Рид, сидя напротив Бернанке, удивленно посмотрел на Полсона. — Конгресс примет законопроект такого масштаба так быстро?

— Знаете ли вы, о чем просите? — сказал он. — Мне нужно 48 часов, чтобы добиться согласия республиканцев спустить воду в туалете.

— Гарри, — заговорил Митч МакКоннелл (республиканец от Кентукки), который был напуган презентацией Полсона и Бернанке, — я думаю, мы должны сделать это, мы должны попытаться. И мы можем это сделать".

***

Джон Мак все еще был в своем кабинете на Таймс-сквер, когда Том Нидес, его руководитель аппарата, рассказал ему хорошие новости: источники в Комиссии по ценным бумагам и биржам подтвердили, что ведомство готовится окончательно ввести в действие запрет на продажи акций финансовых компаний вкороткую, что коснется 799 различных компаний. Скорее всего, об этом объявят на следующее утро.

Слухи уже распространялись. Джеймс Чанос — возможно, самый известный из шортистов, который вывел деньги из Morgan Stanley из-за поддержки Маком запрета, — уже встал на тропу войны. "Пусть все это политически выгодно регулирующим органам, не было представлено доказательств того, что продавцы вкороткую распространяли ложные слухи на рынке, чтобы снизить цену акций", — заявил он.

В этот день акции Morgan Stanley упали на 46 %, но в последние часы торгов развернулись и закончили день ростом на 3,7 % — на 80 центов выше. Между объявлением о государственном вмешательстве и запретом на продажи вкороткую Мак надеялся немного отдышаться.

Но он знал, что на самом деле фирма несла потери. Хедж-фонды продолжали искать погашения. Другие банки покупали страховку от банкротства Morgan Stanley, покрывающую более 1 млрд долларов. В течение последних Двух дней Merrill Lynch купил страховку, покрывающую 150 млн долларов Долга Morgan. Citigroup, Deutsche Bank, UBS, Alliance-Bernstein и Королевский банк Канады поступили аналогично, защищаясь от краха.

Мак знал, что фирма нуждалась в инвесторе, чтобы взять большую долю в компании и укрепить ее. "Я не знаю, как это произошло", — признался он Нидесу. Morgan Stanley считался слишком консервативным, и Мак подтолкнул фирму к тому, чтобы взять иа себя больше риска, в самый неподходящий момент. Пришла буря, и они на грани банкротства.

Мак мог придумать лишь одного инвестора, который способен серьезно заинтересоваться в значительных инвестициях в фирму, — Китайскую инвестиционную корпорацию (СIС), первый суверенный фонд благосостояния Китая. Вэй Сунь Кристиансон, главный исполнительный директор Morgan Stanley в Китае, 51-летняя энергичная женщина со связями в правительстве, последние 24 часа вела переговоры с Гао Си Цином, президентом СIС. Она оказалась вместе с ним в Аспене на конференции, организованной Тедди Форсманном, королем выкупов на заемные средства, который в конце 1980 года в ходе торговой войны за RJR Nabisco придумал фразу "варвары у ворот". СIС уже принадлежало 9,9 % в Morgan Stanley, и Гао сообщил Кристиансон, что заинтересован в покупке до 49 % компании. У Гао была веская причина держать Morgan Stanley на плаву: в декабре 2007 года он вложил в фирму 5 млрд долларов, а теперь цена упала вдвое. Еще одна из его крупных инвестиций в IPO Blackstone Group упала более чем на 70 %. Если бы Morgan Stanley объявил о банкротстве, Гао мог потерять работу.

Мак и Нидес обсуждали сделку, и, хотя никто из них не был особо заинтересован, они понимали, что это может оказаться единственным решением. Гао, которого Мак знал по попечительскому совету университета Дьюка, собирался вылететь в Нью-Йорк в пятницу ночью.

В тот же день Мак говорил с Полсоном, который гордился обширными контактами в Китае, пытаясь убедить его позвонить китайскому правительству, чтобы уговорить их провести сделку. Немного странно просить правительство выступать в качестве посредника, но Мак был в отчаянии. "Китайцы должны думать, что их пригласили", — объяснил Мак. Полсон сказал, что работает над этим и посмотрит, захочет ли президент Буш позвонить председателю КНР Ху Цзинь Тао. "Нам нужен независимый Morgan Stanley", — сказал он.

Нидес смотрел на желание Полсона защитить Morgan Stanley более цинично. "Он будет держать нас на плаву, — сказал Нидес Маку, — потому что, если он этого не сделает, Goldman обанкротится.


1 The Star-Spangled Banner — гимн США.

<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 2512


Возможно, Вам будут интересны эти книги: