Коллектив авторов.   Холодная война. 1945-1963 гг. Историческая ретроспектива

Ар. А. Улунян. Греция и Турция между Западом и Востоком (1950-е годы)1

Смерть И. В. Сталина в марте 1953 г. позволила новому руковод­ству СССР так использовать ситуацию, чтобы постараться сгладить политику конфронтации по ряду вопросов внешней политики. 11 мар­та 1953 г. во время протокольной беседы В. М. Молотова с официаль­ной правительственной делегацией Турции, прибывшей на похороны Сталина, советская сторона выразила надежду на улучшение советс­ко-турецких отношений2. В определенной степени подобный ход был рассчитан на смягчение позиции тех приграничных с СССР стран, которые видели в нем угрозу своей национальной безопасности. Но­вое советское руководство все более обращало внимание на «колони­альные народы» в Африке и Азии, оценивая их как своих потенци­альных союзников в двухполюсном противостоянии. К их числу Кремль относил и Турцию, рассматривая ее как зависимое от Запада и прежде всего США государство. В мае 1953 г. послу Турции в СССР советским министром иностранных дел было заявлено о желании Москвы улучшить отношения с Анкарой. При этом советское партий­но-государственное руководство решило отказаться от обсуждения территориальных проблем и вопроса Проливов. Об этом 19 мая было сделано официальное сообщение в партийном органе — газете «Прав­да». Спустя десять дней ТАСС передал заявление Советского правитель­ства, в соответствии с которым Москва давала понять, что отказыва­ется от прежних территориальных требований к Анкаре. 18 июля турец­кое правительство выступило с заявлением, в котором приветствовалось решение Кремля. Однако предпринятые Москвой шаги были не в состоянии сорвать планы по созданию военно-политического блока в Балканском регионе.

После продолжительных и весьма активных консультаций 11 июля 1953 г. министры иностранных дел Греции, Турции и Югославии сделали совместное заявление о решении создать Постоянный сек­ретариат с целью подготовки конференции министров трех госу­дарств по политическим вопросам, проблемам культуры, образовать комитет экспертов по экономическим проблемам и торговле, одно­временно поручив главным штабам трех государств изучение прин­ципов будущего трехстороннего сотрудничества в военной области.

Подготовка создания военно-политического блока Греции, Турции и Югославии находилась в центре внимания дипломатических и специальных служб как западного блока, так и восточного. Однако помешать этому процессу последний был не в состоянии, так как не имел сколько-нибудь серьезного ресурса противодействия. В скла­дывавшейся ситуации Кремль стремился использовать экономиче­ские рычаги во внешнеполитических акциях. В июле 1953 г. был произведен обмен послами между Грецией и СССР3. Начатые по инициативе СССР в том же месяце торговые переговоры заверши­лись подписанием соглашения между СССР и Грецией о товарообо­роте и платежах4. Обещание Москвы увеличить закупки греческого табака и расширить поставки нефти в Грецию были восприняты «с оптимизмом в торговых кругах» страны5. Советский посол М. Сер­геев попытался заинтересовать министров торговли, морского фло­та и финансов в выгодности советских предложений. Американские эксперты, однако, видели определенную ограниченность подписан­ного между Москвой и Афинами торгового договора и полагали, что он малоэффективен. Одновременно прямые контакты советского посла с министрами греческого правительства серьезно обеспокои­ли греческое министерство иностранных дел. Во многом это было связано с общестратегической линией Греции, направленной на уси­ленное взаимодействие с западными партнерами, в частности аме­риканцами. Данное направление политики координировалось и кон­тролировалось МИДом, который рассматривал действия Сергеева как очередную попытку оторвать Грецию от ее союзников.

Советские внешнеполитические маневры в отношении Греции в конце октября — начале ноября 1953 г. свидетельствовали о серьез­ности намерений Кремля перейти к тактике заигрывания с недав­ними противниками из числа малых государств, связанных с запад­ной системой обороны и играющих важное значение в ней.

Изменения, начавшиеся во внешнеполитических подходах Моск­вы после смерти И. В. Сталина, серьезно обеспокоили американскую дипломатию, находившую новые советские действия более изощрен­ными, чем те, которые использовались Кремлем ранее. Аналитичес­кие оценки, сделанные дипломатическими работниками США, от­личались жесткостью и настороженностью6. Одновременно советская политика в Греции рассматривалась с позиций потенциальной угрозы как для национальных интересов Греции, так и для интересов США в этой стране7. Несмотря на очевидную активизацию советской внешней политики в Греции, американская дипломатия не смогла определить на тот момент планы Кремля в отношении этого среди­земноморско-балканского государства.

В апреле 1954 г. руководитель Югославии И. Броз Тито посетил Анкару с официальным визитом, во время которого он активно вы­ступал за создание трехстороннего альянса балканских государств. Образование регионального военно-политического союза усиливало позиции его потенциальных участников на международной арене. Одновременно это позволяло находящимся у власти силам рассчи­тывать на укрепление их влияния внутри соответствующих стран.

Так, в частности, внешнеполитический курс правительства Де­мократической партии в Турции имел и вполне конкретное внутри­политическое измерение. Экономическая либерализации сопровождалась ужесточением политического режима. Таким образом, демо­кратическая партия, бывшая некогда оппозиционной и выступавшая против диктатуры правившей Народно-республиканской партии, сама достаточно быстро пошла по пути создания собственной дик­татуры. При этом руководство ДП, и в частности Дж. Баяр, актив­но использовало этнические и конфессиональные формы мобилиза­ции общественного мнения в свою пользу.

Основной оппонент демпартии — народно-республиканская партия также выступила с программными заявлениями по экономи­ческим вопросам, обнаружив, таким образом, общность социально-экономических ориентиров основных политических сил8.

В январе 1954 г. по приглашению американского президента Д. Эйзенхауэра ведущие турецкие деятели — президент Дж. Баяр и премьер-министр А. Мендерес — посетили с официальным визитом США. Эта поездка являлась тем более важной для руководства стра­ны, так как символизировала усиление взаимодействия Турции с Западным блоком и его ведущей державой — Соединенными Шта­тами. Учитывая место и роль США во внешнеполитической деятель­ности турецкой дипломатии, а также американское экономическое и финансовое участие в жизни Турции, лидеры Демпартии — Баяр и Мендерес использовали визит и в интересах достижения внутри­политических целей. США в данной ситуации вовлекались во внут­реннюю политику Турции как один из ее активных участников9.

В свою очередь оппозиция, и прежде всего народно-республикан­ская партия, стала активно использовать в своей предвыборной про­паганде тезис зависимости демпартии от американских финансовых вливаний в турецкую экономику10.

Парадокс складывавшейся ситуации заключался в том, что фи­нансовая и техническая помощь США в проведении реформ в ар­мии, ее переоснащении и формировании слоя кадровых военных в современном понимании этого слова реализовывалась с большими трудностями.

Победа на выборах была использована руководством демокра­тической партии и для реализаций ее внешнеполитического курса. В ию­не 1954 г. турецкий премьер-министр А. Мендерес вновь посетил США с официальным визитом. Здесь, используя успех ДП как ар­гумент в беседах с американскими официальными представителями, включая и президента Д. Эйзенхауэра, он настаивал на увеличении американской помощи Турции и расширении кредитной линии Ан­каре. Американцы достаточно прагматично рассматривали взаимоот­ношения со своими партнерами по НАТО и не собирались резко менять тактику экономической и организационной поддержки союз­никам. Они обещали турецкому руководству предоставить 1/4 часть помощи, предусматривавшейся четырехлетней программой частично­го реформирования турецкой армии в соответствии с организацион­ными принципами и стандартами вооружений США. Как полагали американские военно-политические круги, это обещание давало вполне очевидную надежду, что США гарантируют продолжение финансовой помощи Турции общим объемом в 800 млн долларов11.

Однако содействие со стороны США обусловливалось и еще од­ним фактором, а именно прозрачностью использования американ­ских финансовых средств и эффективностью их привлечения в кон­кретные сферы экономики и хозяйства. В то же время американцы (как, впрочем, и турки) были заинтересованы в расширении воен­ного сотрудничества в рамках Североатлантического альянса. Под­писание в июне 1954 г. договора о статусе вооруженных сил и воен­ных объектов США в Турции имело поэтому большое значение для обеих сторон.

Параллельно Анкара интенсифицировала дипломатическую рабо­ту и на балканском направлении, а именно по созданию военно-политического блока с государствами региона — Грецией и Югосла­вией. 9 августа 1954 г. в югославском городе Блед между Грецией, Турцией и Югославией наконец было подписано соглашение о со­здании военно-политического союза. При этом все участницы зая­вили о приверженности принципам Организации Объединенных Наций, а две из них — Греция и Турция — еще и североатлантичес­кой солидарности. В соответствии с подписанными документами создавался Постоянный совет министров иностранных дел, а также Консультативный комитет, состоящий из равного числа представи­телей парламентов каждой из участниц договора и занимавшийся экономическими, торговыми и частично военными проблемами. Одновременно предусматривалось, что генеральные штабы трех го­сударств будут заниматься координацией военной и оборонной по­литики.

Уже вскоре Балканский пакт, как отныне стал называться воен­но-политический союз Греции, Турции и Югославии, начал испыты-ваться на прочность со стороны СССР. Послесталинский период советской дипломатии продемонстрировал уже на первых этапах своей реализации очевидное стремление новых руководителей в Кремле провести некоторую «редакцию» методов проведения внеш­неполитических акций. Это выразилось, в частности, в попытках СССР изменить характер отношений с Югославией, постаравшись отказаться от прежней откровенной конфронтационности, но при этом «сохранить лицо». Белграду было дано понять, что улучшение советско-югославских отношений будет во многом зависеть от уча­стия Югославии в Балканском пакте. Однако И. Броз Тито не со­бирался отказываться от достигнутых огромными усилиями и в край­не затруднительных обстоятельствах результатов, позволивших обес­печить югославам гарантии их национальной безопасности12.

К началу 1955 г. Турция добилась на международной арене дос­таточно серьезных результатов: она уже стала участником НАТО и являлась, таким образом, членом западного блока в широком смысле этого слова; одновременно страна вошла в региональный Балкан­ский пакт, в котором играла далеко не последнюю роль. Значитель­ных результатов Анкара достигла и на азиатском направлении, чему в немалой степени способствовала заинтересованность в этом ее за­падных союзников. После долгих консультаций хотя и не была реа­лизована идея создания «Животворного полумесяца», с которой выступал в конце 1940-х годов иорданский король Абдалла, но все же был согласован близкий по сути план военно-политического союза государств «Северного пояса». Еще в апреле 1954 г. Турция и Паки­стан подписали договор о создании военно-политического союза. Реакция на него со стороны ряда государств, включая как арабские и мусульманские, так и Индию, не говоря об СССР, являлась край­не негативной. Это было обусловлено их опасениями относитель­но перспектив усиления позиций США и НАТО среди государств «третьего мира».

Однако Анкара продолжила свой курс в этом направлении. Пре­мьер-министр Турции А. Мендерес совершил в начале 1955 г. поездку по арабским странам, где попытался смягчить недовольство форми­рованием военно-политического блока на Среднем Востоке. С этой целью он предложил расширить его за счет включения арабских го­сударств. Однако этот шаг оказался не совсем удачным из-за неже­лания последних видеть Турцию ключевым элементом такого союза. Только Ирак согласился принять участие в нем. 2 февраля 1955 г. Турция, Иран, Ирак, Пакистан и Великобритания подписали в Баг­даде договор о создании военно-политического альянса, названного впоследствии Багдадским пактом. Вскоре Анкара при поддержке со стороны американских и британских союзников попыталась оказать давление на Сирию, с тем чтобы получить ее согласие на вступле­ние в Багдадский пакт.

Тем временем, стремясь укрепить силовую составляющую совет­ского блока, Москва предприняла шаги по пути создания полномас­штабного Pax Sovietica. «Мирное наступление» Кремля было подкреп­лено более весомым аргументом — объединением военно-политити-ческого потенциала СССР и его восточно-европейских сателлитов. Окончательное оформление коммунистического Восточного блока происходило 11—14 мая 1955 г. на Варшавском совещании предста­вителей СССР, Албании, Болгарии, Венгрии, ГДР, Польши, Румынии и Чехословакии. Образование западноевропейского союза рассматри­валось как главная причина необходимости консолидации «оборонных усилий» восточноевропейского домена СССР в целях противодействия возможным угрозам со стороны Запада. Создание Варшавского Дого­вора, таким образом, формально было ответом на усиление сотруд­ничества между западными государствами. Однако решающее значе­ние имело стремление советского партийно-государственного руко­водства получить в распоряжение инструмент «коллективного давления» на западный блок и его отдельных членов, к числу кото­рых относились Греция и Турция. В свою очередь и коммунистиче­ские режимы Восточной Европы усиливали свои международные по­зиции вхождением в военную организацию под фактическим руко­водством СССР.

Важность Турции и Греции для Североатлантического альянса и его ведущей силы — США тем не менее не снимала с повестки дня вопроса о постоянном мониторинге ситуации в этих двух странах именно с позиций национальных интересов Соединенных Штатов. Уже в середине 1954 г. в Вашингтоне все чаще начинали рассматривать взаимоотношения с Турцией не только в контексте военно-по­литического единства блока НАТО, но и с прагматической точки зрения: насколько эффективно используется экономическая помощь США, каковы реальные перспективы турецкой оборонной полити­ки? В достаточно жесткой форме заявлялось, что «ответственные сотрудники» администрации в Вашингтоне подчеркнули, что Соеди­ненные Штаты не будут продолжать поддерживать амбициозные проекты турецкого правительства»»13.

Начиная с весны 1955 г. серьезные изменения происходят в гре­ко-турецких отношениях. Причиной их ухудшения становится кипр­ская проблема. В апреле 1955 г. на острове начались волнения, свя­занные с требованиями греков-киприотов (составлявших 80% из 600 тыс. населения) к Великобритании — предоставить свободу Кип­ру. Активизировались сторонники его объединения с Грецией. Пони­мая, что традиционными способами сохранить остров под своим вла­дычеством не удастся, британцы решили прибегнуть к реализации им­перского принципа «разделяй и властвуй»: они усилили свою работу среди турецкой общины острова, с тем чтобы противопоставить его жителей друг другу на этно-конфессиональной основе. Тем более что этот аргумент всегда действовал на Балканах как один из наиболее сильных. Одновременно Лондон активизировал свои контакты с ту­рецкими властями по «кипрскому вопросу», играя на национальных чувствах турок. Если ранее Анкара особенно не интересовалась Кип­ром, то теперь, в 1955 г., она решила занять более жесткую позицию (чему в немалой степени способствовали внутриблоковые осложнения в Балканском пакте, связанные со стремлением двух стран — Греции и Турции — добиться в нем лидерства). В сентябре 1955 г. в Стамбу­ле и Измире прокатилась волна погромов, убийств и грабежей, на­правленная против местных греков и армян. Власти фактически без­действовали, а, как впоследствии выяснилось, сами способствовали кровопролитию. В этих условиях Греция решила, что дальнейшее пре­бывание ее военного персонала в Турции более невозможно и отозва­ла своих представителей с натовской базы в Измире14.

Осенью 1955 г. внешнеполитическое и военное ведомства США, а также ЦРУ подготовили ряд аналитических материалов по турец­кому вопросу для выработки решения по американской позиции. Как отмечалось в сводном аналитическом докладе, адресованном в Совет национальной безопасности (СНБ) США, основными целями Вашингтона в отношении Турции являлись следующие: «(а) продол­жение со стороны Турции осознания себя как части свободного мира; (b) поддержание способности турецких вооруженных сил от­разить нападение сателлитов (союзных СССР государств. — Ар. У.) или оказание максимально возможного сопротивления непосред­ственному советскому нападению; (с) доступ США и их союзников к турецким ресурсам и военным объектам; (d) сотрудничество Тур­ции в рамках НАТО, продвижение и усиление мер безопасности в Балканском и Ближневосточном регионе; (е) улучшение отношений Турции с арабскими государствами; (f) достижение стабильности турецкой экономики»15.

Особую значимость роли Турции на международной арене в кон­тексте американских внешнеполитических интересов приобретала ее позиция по стратегическим проблемам: активная поддержка Анка­рой концепции «Северного пояса» и противодействие турок попыт­кам ряда арабских государств (Египта, Сирии и Саудовской Аравии) создать собственный военный блок; стремление Турции улучшить отношение с соседними странами; изменение законодательной базы, регулирующей отношения в нефтяной промышленности, и предос­тавление иностранным инвесторам возможности работать в этом секторе турецкой экономики16.

В то же время среди неблагоприятных с точки зрения американ­ских национальных интересов факторов в достаточно откровенной форме перечислялись, во-первых, «жесткая турецкая реакция на от­каз со стороны США предоставить 300 млн займа», и, во-вторых, «отсутствие убедительных свидетельств готовности (турецкого прави­тельства. — Ар. У.) к реализации адекватной программы реформ, которых требует экономическая ситуация Турции»17.

Выявляющиеся постепенно внутри Балканского пакта проблемы, а также усиление конфронтационного потенциала греко-турецких вза­имоотношений давали основания Кремлю надеяться на результатив­ность своего «мирного наступления», направленного на раскол запад­ного блока. Обострение кипрского вопроса рассматривали в Москве как возможный шанс для улучшения отношений с Афинами. В июне 1955 г. советский посол в Греции обратился к министру иностранных дел этой страны с предложением об обмене визитами глав двух пра­вительств, ссылаясь на то, что такие контакты были бы полезны для обеих стран в «свете европейских событий». Информация на этот счет, полученная посольством ФРГ в Великобритании и переданная аме­риканцам, насторожила последних, так как в соответствии с ней гре­ческий министр иностранных дел якобы ответил, что «имея в виду кипрскую проблему, визит Хрущева в Белград и другие смежные воп­росы, предлагаемые визиты приветствуются»18.

Следующим шагом со стороны Москвы было пропагандистское обеспечение своей политики в отношении Греции. Однако здесь Кремль столкнулся с рядом проблем, главной из которых было вос­приятие различными греческими политическими и общественными силами мотивов советской внешнеполитической активности на «гре­ческом направлении». В ответ на публикацию в правительственной советской газете «Известия» статьи о необходимости улучшения со­ветско-греческих отношений греческие органы печати, принадлежав­шие к правому, левоцентристскому и прокоммунистическому обще­ственно-политическому спектру, продемонстрировали разницу под­ходов при оценке советских маневров. Если прокоммунистические и левые силы выступали с исключительно благоприятных для Крем­ля позиций, то левоцентристская часть греческого политического мира отнеслась к публикации в тех же «Известиях» крайне осторож­но. Центристы просто объяснили советский зондаж как стремление использовать момент обострения отношений Греции с ее западны­ми союзниками по «кипрскому вопросу», с тем чтобы добиться переориентирования Афин на Москву. Более резко, но фактически так же оценивали кремлевский курс в отношении Греции и крайне пра­вые19.

Однако попытка сыграть на «кипрском вопросе», предпринятая Москвой, рассматривалась достаточно осторожно в Афинах. Так, в частности, в директивах, направлявшихся министерством иностран­ных дел Греции греческим послам за рубежом, выдвигалось требо­вание добиться поддержки греческих интересов прежде всего в «дру­жественных или нейтральных странах», но никак не у государств за «железным занавесом»20. Это было связано с нежеланием Греции «скомпрометировать» себя в глазах союзников слишком близкими отношениями с восточным блоком и тем самым толкнуть их к под­держке «более последовательной» в отношении Запада Турции.

Как и Греция, Турция постепенно также оказалась в центре со­ветского «мирного наступления». Возникшие между Анкарой и Ва­шингтоном противоречия, а также ухудшение греко-турецких отно­шений были восприняты кремлевским руководством как сигнал к активизации действий с целью изменения ситуации в свою пользу. К концу 1955 г. «мирное давление» СССР на Грецию усилилось, что было вызвано стремлением Москвы углубить противоречия внутри НАТО и, насколько это возможно, в Балканском пакте, членами которой являлись, помимо Греции, Турция и Югославия.

Отрекаясь от отдельных черт сталинского наследия во внешнепо­литической области, советское партийно-государственное руковод­ство не обошло вниманием и отношения СССР с Турцией. На встре­че министра иностранных дел СССР В. М. Молотова и посла Тур­ции в Москве Ф. Хозара первый заявил об отказе от каких-либо территориальных претензий в отношении Турции со стороны Совет­ского Союза21. На сессии Верховного Совета СССР 28 декабря 1955 г. Н.С. Хрущев сформулировал этот подход в виде признания: «Извест­но, что когда у руководства Турцией стояли Кемаль Ататюрк и Ис-мет Иненю, у нас были с нею очень хорошие отношения, но потом они были омрачены. Мы не можем сказать, что это произошло толь­ко по вине Турции, — были допущены и с нашей стороны неумес­тные заявления, которые омрачили эти отношения»22. Вместе с СССР к «мирному наступлению» стали привлекаться и его сателли­ты из Восточной Европы, граничившие с Грецией. Так, в частности, Болгария провела зондаж относительно улучшения двусторонних от­ношений23.

Развитие ситуации в Греции и характер ее взаимоотношений с западными союзниками в контексте обострявшегося греко-турецко­го конфликта и «кипрского вопроса» обнадеживали главного против­ника западного блока — Москву. Американская дипломатия оцени­вала греческое направление советской внешней политики как «ак­тивизацию советского мирного наступления в Греции»24.

Высказанные советским партийно-государственным руководством в декабре 1955 г. признания неправомерности предыдущих требова­ний в отношении Турции вскоре были сопровождены публикация­ми в советских официозах — газетах «Правда» и «Известия», посвященными главной теме: необходимости улучшения советско-турец­ких отношений в различных сферах, включая экономическую. На­кануне 35-летней годовщины подписания советско-турецкого мирного договора (16 марта 1921 г.) Председатель Президиума Верховного Со­вета К. Е. Ворошилов направил специальную поздравительную теле­грамму президенту Дж. Баяру. Все очевидней становилась попытка Кремля склонить турецкое руководство к улучшению отношений меж­ду двумя странами.

Советские официальные представители в Турции активизировали деятельность в этом направлении. В январе 1956 г. советский кон­сул В. Корнев обратился к генеральному директору по экономиче­ским вопросам турецкого МИДа М. Эсенбелю с предложением бо­лее тесного экономического сотрудничества с СССР. Спустя месяц, в начале февраля того же года, советский посол Б. Подцероб встре­тился с турецким министром иностранных дел Ф. Кёпрюлю и зая­вил своему собеседнику о желании советской стороны улучшить отношения с Анкарой и при этом сослался на возможность оказа­ния экономической и финансовой помощи Турции со стороны СССР. Вскоре В. Корнев обратился с аналогичными предложения­ми к генеральному секретарю турецкого МИДа Н. Бирги. Однако позиция турок была достаточно жесткой: они подчеркивали, что за нынешнее состояние турецко-советских отношений несет ответ­ственность прежде всего СССР. В своих сообщениях в Москву со­ветские представители информировали о состоявшихся беседах и сделанных ими предложениях, отметив, что во многом позиция ру­ководства Турции определяется его зависимостью от мнения США и даже определенными опасениями в этом отношении.

Все контакты советских дипломатических представителей и ту­рецких официальных лиц внимательно отслеживались американца­ми. Их тайным информатором выступал генеральный секретарь ту­рецкого МИДа Н. Бирги, докладывавший лично консулу США в Анкаре Дж. Гудайеру все подробности происходящего. Однако цель высокопоставленного турецкого чиновника была не только и не столько в информировании американских друзей. Судя по манере подачи материала своему собеседнику, он преследовал более прагма­тическую цель: возбудить беспокойство американцев возможными последствиями советско-турецкого сближения. Аналогичную инфор­мацию, в которой доминировала решимость Анкары не идти на од­ностороннее улучшение отношений с Москвой без улучшения общих отношений между Западом и Востоком, турки предоставляли и анг­личанам25. Все это давало основания полагать: Анкара начинает свою игру. Советская пропаганда настойчиво твердила, что «в Турции все шире распространяется мнение о том, что вряд ли разумно посту­пает правительство, связывая судьбу с агрессивными замкнутыми военными блоками — НАТО и Багдадским, — отказываясь от уста­новления дружественных отношений с Советским Союзом»26.

В конце марта 1956 г. американские дипломаты выяснили через свою агентуру в турецком министерстве иностранных дел, что пре­жнее заявление А. Мендереса о том, что на проходивших в Карачи празднествах по случаю очередной годовщины создания Пакистана ни он, ни Ф. Кёпрюлю не вели никаких переговоров с представи­телями советского партийно-государственного руководства и, в ча­стности, А. И. Микояном, не соответствуют действительности. Судя по всему, секретность, которой окружили турки эту встречу, была рассчитана на создание у американцев мнения, что помощь Турции со стороны США должна быть возобновлена, так как Анкара, с од­ной стороны, вынуждена иметь дело с Москвой, а с другой — она хотела бы оставаться в Западном блоке, являясь его важным элемен­том. Информатор посольства США в Турции заявил своему собесед­нику, что «в то время как Мендерес остается непреклонным, он чув­ствует себя ослабленным из-за заигрываний западных союзников с Советами и начинает очень беспокоиться взрывоопасным влиянием советского воздействия на турецкую прессу и общественное мнение, а также «прекрасной» пропагандой, сопровождающей их»27.

К апрелю 1956 г. уже и американские дипломаты в Анкаре стали понимать, что турецкое правительство использует «советскую карту» в своей игре с Вашингтоном. Так, в частности, с одной стороны, они получали сведения о том, что СССР предлагает Турции техническую и экономическую помощь на условиях, более выгодных, чем Индии, Бирме или Афганистану28, а с другой — что «при нынешних эконо­мических трудностях увеличивающаяся часть турецкого обществен­ного мнения может приветствовать принятие советской помощи...»29

Внешнеполитические маневры греческих и турецких правящих кругов сочетались с определенными шагами, предпринимаемыми ими в своих странах во внутренней политике. К середине 1950-х го­дов все отчетливее начала просматриваться тенденция создания в этих странах двухпартийной системы.

В противостоянии Запада и Востока имели значение как внеш­не-, так и внутриполитические аспекты. Поэтому в Москве и Ва­шингтоне обращали особое внимание на происходящие в политичес­кой жизни Турции события. В США достаточно серьезно изучали перспективы американского участия в разрешении турецких внутрен­них проблем, имея в виду американские национальные интересы в глобальном и региональном масштабах. Поведение Анкары, стремив­шейся сыграть на своей верности атлантизму, важности стратегиче­ских позиций Турции в регионе и усилении советского «мирного на­ступления», частично способствовало смягчению американского от­ношения к турецким экономическим проблемам. В марте 1956 г. в Вашингтоне не исключали возможность продолжения экономиче­ской помощи ряду государств, включая Турцию30, имея в виду «до­стижение стабильности и роста, поддерживая при этом необходимый уровень вооруженных сил»31. Одновременно во всех секретных до­кументах, так или иначе связанных с проблемами национальной безопасности США, подчеркивалась необходимость выработки но­вых подходов к складывавшейся обстановке32.

Объявление Москвой 14 мая 1956 г. о сокращении обычных ви­дов вооружений и вооруженных сил на 1 млн 200 тыс. человек тре­бовало, по мнению американских политиков, причастных к выработке внешнеполитических решений, серьезного пересмотра оборонной доктрины США.

Проходившее 17 мая 1956 г. заседание СНБ США со всей очевид­ностью свидетельствовало о стремлении американского руководства, несмотря на дискуссионный характер заседания и нередко резкие оценки перспектив американской помощи иностранным государ­ствам, найти подходящие форму и масштаб помощи турецкому со­юзнику. В специальном пункте повестки заседания СНБ, сформули­рованном как «Политика Соединенных Штатов в отношении Тур­ции», фиксировалось, что «была отмечена и обсуждалась ссылка аналитического доклада Комитета по координации действий, с осо­бым акцентом на экономическую нагрузку, возложенную на Турцию нынешними планами относительно турецких вооруженных сил»33.

В немалой степени на окончательное решение «турецкого вопро­са» повлияли позиции президента Д. Эйзенхауэра и директора ЦРУ А. Даллеса. Последний в концентрированном виде определил смысл новой внешнеполитической тактики США: «Старая политика, кото­рой мы следовали, была, очевидно, справедливой, когда это касалось вопроса пять лет назад в свете советских агрессивных намерений против Греции, Ирана, Турции, Югославии и еще где-либо. Сейчас, однако, пришло время изменить эту политику. Программа военной помощи, которую мы сейчас предусматриваем, затруднит в высшей степени развитие экономики таких стран, как Турция»34. Однако проблема существовала в конкретном механизме реализации этого плана, о чем и заявил Д. Эйзенхауэр35. Анкара требовала роста сво­их вооруженных сил, которые Турция и так с трудом содержала. Особенность складывавшейся ситуации, и это уже было очевидно, заключалась в том, что в продолжении конфронтации с советским блоком в ее прежней форме оказывалась заинтересована малая стра­на — союзница США и «периферийный», но значимый в глобаль­ном противостоянии между Западом и Востоком член НАТО.

Некоторые из влиятельных членов американской администрации откровенно заявляли на заседаниях СНБ, что «именно турки были заинтересованы в создании более многочисленных вооруженных сил. Не мы были теми, кто принуждал их к этому»36.

К Лету 1956 г. международная ситуация в одном из важных со стратегической точки зрения регионов — на Ближнем Востоке — резко обострилась. Причиной тому было жесткое противостояние между Египтом и рядом государства Запада (США, Великобритании, Франции и др.) по вполне конкретному вопросу: национализации Всеобщей компании Суэцкого морского канала, в которой превали­ровали финансовые интересы Англии и Франции. Перед руководя­щими кругами ряда западных стран, задействованных в конфликте, встал вопрос о силовом воздействии на египетский режим А. Г. На­сера. В складывающейся ситуации очень многое значила позиция союзных по Североатлантическому пакту стран в регионе и его чле­нов, в частности Турции. Данное обстоятельство заставило внешне­политических специалистов США из государственного департамен­та и американского разведывательного сообщества обратить особое внимание на возможные действия Анкары. В этой связи отмечалось: «Реакция Турции на поступок Насера была неблагоприятной. Отно­шения между двумя странами не являлись хорошими и нынешнее турецкое правительство со всей вероятностью приветствует жесткие западные ответные меры против режима Насера. В то время, как, похоже, маловероятно, чтобы турки воздействовали на ситуацию непосредственно, они могли бы обеспечить моральную поддержку предпринимаемым Западом шагам. С другой стороны, в случае, если Западу не удастся действовать, то это вызовет ослабление веры Тур­ции в Великобританию как сильного партнера по Багдадскому пак­ту, что уже происходит из-за кипрского вопроса»37. Во многом эта американская оценка оправдалась: Анкара достаточно последователь­но поддерживала идею интернационализации управления Суэцким каналом, с которой выступали западные государства, включая США. Выдвинутый Вашингтоном так называемый «план Даллеса» как раз и был рассчитан на это38.

Американцы, спонсоры Турции, отмежевались на словах от дей­ствий союзников — Великобритании и Франции. Советский Союз выступил с грозным предупреждением в их отношении и потребо­вал прекращения действий Лондона и Парижа. Однако почти в то же время разворачивались достаточно драматические события в Ев­ропе: в Венгрии вспыхнуло антикоммунистическое восстание, а вскоре началась советская интервенция39.

B   контексте глобальных интересов Соединенных Штатов и виде­ния ими вероятных вариантов противодействия советскому блоку проблема региональной обеспеченности американской национальной безопасности приобретала особое звучание. 5 января 1957 г. амери­канский президент Д. Эйзенхауэр изложил в своем послании в кон­гресс модернизированную внешнеполитическую доктрину региональ­ного поведения США, ставшую впоследствии известной как «докт­рина Эйзенхауэра». Ее суть заключалась в том, что президент получал возможность без предварительных консультаций с конгрес­сом и сенатом США использовать вооруженные силы страны в рай­онах Ближнего и Среднего Востока.

9  марта 1957 г. Эйзенхауэр подписал совместную резолюцию кон­гресса и сената. В случае «всеобщей войны» предусматривалось, по­мимо прочего, «на начальной стадии обеспечение стратегической обороны в Европе, на Ближнем и Дальнем Востоке»40. Решение этой задачи было невозможно без поддержания на должном уровне воо­руженных сил государств — союзников США, в частности Турции и Греции, о чем заявлялось на заседании СНБ США в конце фев­раля 1957 г.41

Анкара во многом надеялась на расширение полицейских функ­ций турецкой армии, в то время как Вашингтон и НАТО, где США выступали основной силой, делали ставку на турецкие вооруженные силы в целях отражения внешней агрессии. Именно это обстоятель­ство и заставляло американское руководство, несмотря на исключи­тельно осторожное отношение к финансово-экономической помощи зарубежным государствам, обращать внимание на то, что «США могут найти целесообразным продолжение экономической помощи определенным европейским странам, таким, как Испания, Югосла­вия и Турция, с тем чтобы достичь стабильности и роста при под­держании необходимых военных сил»42.

В конце мая 1957 г. министром обороны США Ч. Уилсоном был представлен в СНБ США доклад о политике США в отношении Турции. Судя по отдельным материалам СНБ, большая часть кото­рых продолжает оставаться секретной, основное внимание американ­цы сконцентрировали «на силе и ценности, а также слабости наше­го [США] союзника, Турции». Решение президента на этот счет не оставляло сомнений и звучало как требование: «Турции должно быть отчетливо дано понять, что вся программа американской помощи ей основывалась на убеждении, что Турция предпримет действия, на­правленные на достижение экономической стабилизации и введение реалистического обменного курса [валюты]»43.

Американцы оказывались осведомлены во многих хитросплетени­ях турецкой внешнеполитической тактики благодаря техническим и оперативным возможностям по перехвату и дешифровке дипломати­ческой переписки представительств Турции за рубежом44. Советская сторона также была знакома с некоторыми происходящими транс­формациями международной позиции Турции, так как, помимо всего прочего, советские спецслужбы смогли получить доступ к исключи­тельно «чувствительным» внешнеполитическим документам турецко­го МИДа45. Москва развернула активную пропагандистскую кампа­нию против политики США, направленной на усиление своих со­юзников по НАТО путем размещения в ряде стран баз с ракетным и ядерным оружием. На уровне официальной пропаганды все вре­мя подчеркивалась необходимость улучшения советско-турецких от­ношений и готовность Кремля к конкретным шагам46. Жесткость формулировок не оставляла сомнений относительно решительности Кремля пригрозить государствам, пошедшим на договор с Соединен­ными Штатами, о создании подобных баз, а в отношении Турции делался призыв «посмотреть на вещи так, как они есть»47.

Имея в виду геостратегическую важность расположения Греции для всей военно-политической системы НАТО и, в частности, на­циональных интересов США, Вашингтон подверг серьезному рас­смотрению уровень и характер американо-греческого сотрудничества в оборонной сфере. В этой связи Совет национальной безопасности США на своем заседании 1 августа 1957 г. специально рассмотрел подготовленные военными и гражданскими экспертами материалы относительно военной помощи Греции на новый финансовый 1958 г. и вплоть до 1960 г. При этом отмечалось, что СНБ рекомендует под­держивать соответствующий уровень конвенциональной помощи, а также рассмотреть вопрос хранения ядерных материалов на терри­тории Греции в соответствии с требованиями национальной безопас­ности США и задач НАТО в целом48.

Оценка американскими аналитиками сложившейся ситуации включала констатацию двух тезисов: Турция стремится получить от союзников возможно большую помощь и одновременно расширяет взаимоотношения со всеми странами, способными обеспечить ее финансово-экономические нужды49.

Первый шаг был сделан в этом направлении, когда в июле 1957 г. полугосударственный турецкий «Иш Банк», не получив от американ­цев кредита на строительство стекольного завода, обратился к СССР и получил 10 млн долларов долгосрочного кредита.

В сентябре 1957 г. резко обострились отношения между Сирией и западными государствами из-за складывавшейся на Ближнем Во­стоке системы противоречий: между Израилем и арабскими государ­ствами, между западными странами и Египтом, чей лидер Г. А. На­сер набирал политический вес в общественной жизни арабского мира. Эти события сопровождались внутриполитическими кризиса­ми в государствах региона. Все очевидней становилась возможность военного конфликта на Среднем и Ближнем Востоке. Турция про­являла свою заинтересованность в поддержке западных союзников в ее действиях против Сирии, так как политика Дамаска все боль­ше дрейфовала в сторону Каира. Это обстоятельство рассматривалось Анкарой как чреватое появлением центра силы в лице блока араб­ских стран с последующей утерей перспектив лидерства для Турции. Поэтому поддержка союзников по западному блоку в данном слу­чае не была альтруистичной и отвечала стремлениям правящих кру­гов страны усилить турецкие позиции на международной арене. 10 сентября 1957 г. Москва поставила в известность Анкару о воз­можных последствиях ее участия в антисирийских акциях. Советский руководитель Н. С. Хрущев сослался в одном из своих выступлений на якобы уже существующий турецкий план наступательной воен­ной операции. Воинственные настроения Кремля оказались настоль­ко сильными, что советские пропагандисты, «уловив генеральную линию», решили распространить предупреждения и на Грецию. Глав­ное управление радиовещания Государственного комитета по куль­турным связям с зарубежными странами при Совете Министров СССР 12 сентября 1957 г. передало по радио без согласования с ко­митетом и отделом печати МИДа СССР комментарий «Перевалоч­ный пункт, или участница заговора против Сирии». В этом коммен­тарии, в частности, говорилось: «Греция вплотную подходит к тому, чтобы самой стать соучастницей антисирийской авантюры», а так­же делалось достаточно жесткое предупреждение: «Если США раз­вяжут агрессию против Сирии, эта агрессия легко может перерасти в большой военный пожар. Для Греции такая перспектива не сулит ничего хорошего, ибо она легко может очутиться в центре пожара». Последствия пропагандисткой операции не заставили себя долго ждать. Афины мгновенно отреагировали на выпад как по открытым информационным каналам (через Греческое телеграфное агентство), так и по дипломатической линии. Фактически они обвинили Москву в проведении тактики запугивания Греции и вмешательства в выра­ботку ею своей внешней политики, тем более что в действительно­сти Греция была не причастна к антисирийским действиям. В тот же день, 12 сентября, по первой программе Всесоюзного радио был передан комментарий аналогичного содержания под названием «Посредник — это соучастник». Более того, в одном из центральных органов советской пропаганды — журнале «Новое время»50 — появи­лась статья «Греция и воздушный мост», в которой Афины обвинялись в антисирийской политике. Все это происходило на фоне советского «мирного наступления» на Афины и, таким образом, приводило к об­ратному результату. Реакция советского партийно-государственного ру­ководства была немедленной и суровой: специальным секретным по­становлением ЦК КПСС за подписью Н. С. Хрущева были объявлены выговоры всем, кто так или иначе был ответствен за обнародованные пропагандистские материалы, а тираж журнала (за исключением уже доставленных подписчикам номеров) конфискован и уничтожен51. Но как бы то ни было, в Греции достаточно резко среагировали на происшедшее, а Кремль вновь напомнил (хотя и косвенно), что все-таки значит его подлинная «генеральная линия» в отношении чле­нов западного блока.

Предупреждение Кремля достаточно серьезно рассматривалось как со стороны Турции, так и западной дипломатией. В случае обо­стрения ситуации американцы прогнозировали концентрацию совет­ских войск на советско-турецкой границе, а также перебазирование советского флота в Средиземное море52.

Тем временем в турецком МИДе рассматривали как вполне ре­альную возможность прямые советские действия в отношении Тур­ции в случае ее участия в антисирийской операции.

Одновременно Москва попыталась реализовать политику как на­жима на турецкую сторону, так и заигрывания с ней. В свою оче­редь, в отношении Греции Кремль избрал путь психологического давления — апелляции к чувствам национальной гордости и само­сохранения. Советские органы пропаганды в достаточно жесткой и ультимативной форме продемонстрировали в начале апреля 1957 г. раздражение Кремля по вопросу возможного предоставления Грецией своей территории под планируемое размещение военных баз с ядер­ным оружием. Греческая сторона постаралась не обострять ситуацию и лишь отдельные публикации в ряде газет правой ориентации ста­ли ответом на советские предупреждения о недопустимости разме­щения ядерного оружия в Греции53. Стремление Москвы сорвать возможность военно-политического усиления Греции в рамках все­го Западного блока наглядно проявилось в послании «церемониаль­ного» главы Советского правительства — Председателя Совмина СССР Н. А. Булганина премьер-министру Греции К. Караманлису 14 декабря 1957 г., в котором недвусмысленно заявлялось: «Намере­ния руководителей НАТО превратить Грецию в «незатопляемый авианосец» могут привести к тому, что в условиях современной вой­ны реализация таких планов в отношении Греции сделала бы ее во­енным плацдармом определенной группировки государств, а тем самым полем сражения»54.

Теоретическое обоснование происходящих событий в Турции и подобных ей странах, а также соответствующей политики в отноше­нии них давалось советской стороной в следующем виде: «Соединен­ные Штаты должны заигрывать с национализмом и вести открытую борьбу лишь с теми национально-освободительными движениями, которые, по их мнению, имеют тенденцию выйти из-под контроля «умеренных» националистических руководителей...»55

Однако это не останавливало Кремль от настойчивых попыток продолжать свой нажим на Афины и Анкару. 11 января 1958 г. Бул-ганин обратился повторно к греческому премьеру Караманлису с посланием, в котором подчеркивалась необходимость отказа от раз­мещения ракетного оружия в стране56. В августе 1958 г. Кремль вновь усилил свой нажим на Грецию. Буквально во время визита британ­ского премьер-министра Г. Макмиллана в Афины советский посол Сергеев прибыл лично 9 августа с письмом от Н. С. Хрущева и по­пытался вручить его премьеру К. Караманлису и министру иностран­ных дел Э. Авероффу. Оба отказались прервать переговоры с бри­танцами и направили для получения этого послания К. Цацоса, министра при премьер-министре. Комментарий Караманлиса, сде­ланный им в присутствии британских собеседников, был достаточ­но примечательным: послание Н. С. Хрущева рассматривалось им как «еще один раздражающий пример советской тактики в поиске использовать греческие чувства по поводу Кипра»57. Уже на следую­щий день Сергеев, отвечая на вопросы журналистов относительно содержания послания Кремля, многозначительно намекал на присут­ствие в нем пассажей, касающихся «кипрского вопроса». Такая фор­ма «утечек» была воспринята греческими официальными властями как недопустимая в практике дипломатической работы. Вскоре, од­нако, содержание письма Н. С. Хрущева стало известно греческой печати и, как выяснилось, оно сводилось к следующему: 1) осужде­ние политики США и Великобритании на Ближнем Востоке (Ливан, Иордания); 2) обращение к Афинам поддержать идею созыва спе­циальной сессии Генеральной Ассамблеи ООН для обсуждения ближ­невосточных дел; 3) осуждение политики США и Великобритании в Восточном Средиземноморье и, в частности, «кипрском вопросе»58. Однако греческая сторона, о чем с определенным удовлетворением сообщали американские дипломаты в стране, не собиралась отвечать на советские предложения59.

Сложность турецкой внутриполитической ситуации, несбаланси­рованность экономического развития страны и конфликт вокруг Кипра, в который была вовлечена Турция, ослабляли позиции НАТО и США в регионе. Практически на протяжении всего 1958 г. взаимо­отношения между Анкарой, Вашингтоном, Лондоном и Афинами проходили под знаком «кипрского вопроса». Американская сторона упорно стремилась добиться его разрешения в таком виде, чтобы все участники спора — Великобритания, Турция, Греция и этнические общины острова смогли выработать приемлемую формулу будущего внутреннего устройства Кипра и его международной позиции, пост­роенных на консенсусе интересов и требований60.

Для Вашингтона было наиболее важным в создавшейся ситуации не допустить ослабления средиземноморского (южного) фланга НАТО из-за тлеющего греко-турецкого конфликта, в котором актив­но участвовала Великобритания, и попадания будущего независимого Кипра под влияние «враждебных сил», т. е. восточного блока. Не случайно, что в начале 1958 г. военные и экономические проблемы американо-турецких отношений стали в очередной раз предметом специального рассмотрения в докладе госдеповской Комиссии по координации деятельности, представившей 29 января свое видение положения в Турции Совету национальной безопасности США. Сре­ди пунктов повестки дня заседания СНБ, назначенного на 13 фев­раля 1958 г., был включен и вопрос «Политика США в отношении Турции». Имея в виду основные темы готовившегося заседания — «Важнейшие мировые события, влияющие на безопасность США», «Политика США по проблеме континентальной обороны» и другие схожие вопросы, можно с уверенностью сказать, что вашингтонская администрация начинала рассматривать вновь возможные способы предоставления Турции экономической поддержки, но не в прежних масштабах и на условиях, когда Анкара должна была бы следовать американским рекомендациям в области экономики. Вероятно, что речь также шла о необходимости противодействия возможному уси­лению контактов между Москвой и Анкарой, которая занималась поиском внешних источников финансово-экономического содей­ствия. Вашингтон опасался советского «мирного наступления» в важ­ном с геостратегической точки зрения для интересов США и НАТО регионе61.

Весной 1958 г. Москва попыталась интенсифицировать свои взаимоотношения с Анкарой, вероятно, почувствовав определенную готовность последней к «новому курсу». Турецкая сторона, однако, не собиралась форсировать какое-либо усиление связей с СССР. Та­кая позиция давала ей ряд преимуществ: две великие державы — США и СССР — должны были бы конкурировать между собой в той или иной форме в Турции. При этом сама она, сохраняя верность западному блоку, усиливала бы свою значимость как важного эле­мента этого союза в глазах партнеров по нему. 24 апреля 1958 г. министр иностранных дел СССР А. А. Громыко пригласил турецко­го посла в Москве, отбывающего временно в Анкару, на завтрак, что было несколько необычно, учитывая сложившуюся традицию про­водить подобные мероприятия с представителями Запада лишь при участии одного из заместителей министра. На основании того, что Громыко лично присутствовал на протокольной встрече, посол при­ходил к заключению, что «не было каких-либо других причин для завтрака, помимо попытки заигрывания с ним (послом. — Ар: У.)»62.

Тем временем Вашингтон все более ощутимо сталкивался со стремлением Анкары проводить политику, способную гарантировать правительству А. Мендереса выход из тяжелой экономической си­туации. Посол США в Турции Ф. Воррен постарался прояснить воп­рос. Он специально встретился с министром обороны Э. Мендере-сом для того, чтобы определить не только и не столько советские действия в отношении Турции, сколько узнать об их оценке турец­ким руководством. Их суть сводилась к следующему. По мнению министра, высказывавшего точку зрения правительства на ситуацию, СССР пытался «прощупать турок, предлагая то одно, то другое или спрашивая, чем могут быть полезны Советы»63. Турецкая сторона постаралась прибегнуть к ряду маневров, с тем чтобы успокоить сво­их американских союзников. Министр заявил в разговоре с послом о том, что Турция с большой осторожностью относится к маневрам СССР, так как турки знают, «сколь мало можно доверять России», а также то, что «турки верны союзу с США, Германией, Западом» и не собираются отказываться от него64.

В соответствии с американскими и британскими оценками, сло­жившаяся ситуация отнюдь не означала изменения стратегических основ политики Турции, а лишь свидетельствовала о ее стремлении представить дело так, будто она желает получить как можно быст­рее помощь, «в то время как и враги Турции, и Запад готовы пре­доставить такую помощь»65. Практически Анкара выбрала для себя формулу: не только и не столько Турция нуждается в поддержке извне, сколько противостоящие блоки — в расположении Турции.

Лето 1958 г. стало серьезным испытанием для турецкой внешней политики в силу складывавшейся конфликтной ситуации как в ре­гионе Ближнего и Среднего Востока, так и постоянно напоминаю­щего о себе «кипрского вопроса». Последний стал восприниматься в НАТО как потенциально угрожающий устойчивости блока, что и было констатировано на заседании Североатлантического совета, собравшегося 12 июня 1958 г. для обсуждения возможного вмеша­тельства НАТО в разрешение конфликта66.

На практике выявилось стремление Афин усилить контакты в рамках существующего Балканского блока с Югославией в противо­вес поддержке западных государств Турции. Американские аналитики в этой связи отмечали, что «любая поддержка более тесных греко-югославских отношений должна учитывать напряженные греко-ту­рецкие отношения, определяемые спором по Кипру». К тому же улучшение отношений между Белградом и Москвой также имело опосредованное влияние на греко-югославский военно-политический союз, а в конечном счете и на возможную позицию Афин на меж­дународной арене67. При этом в Вашингтоне рассматривали склады­вающуюся в Греции ситуацию как частично неблагоприятную для США, так как, «несмотря на то, что в Греции существует правитель­ство, являющееся твердым союзником Запада, за последние два года произошло постепенное уменьшение общественной поддержки НАТО»68.

Однако если переговоры о будущей судьбе Кипра не являлись чем-то неожиданным, то события в Ливане, где проявилось резкое недовольство общественного мнения страны внешнеполитическим курсом правительства Шамуна, ориентировавшегося на США и Ве­ликобританию, становились новой проблемой.

Практически одновременно с ливанским кризисом начал разви­ваться и иракский. 14 июля 1958 г. в Ираке была свергнута монар­хия, во главе которой находился король Фейсал. Он, наследник пре­стола принц Абдул Иллах, а также премьер-министр Нури эль-Сайд были убиты. К власти пришел генерал Касым, страна была провоз­глашена республикой. Имея в виду тот факт, что Ирак являлся членом Багдадского пакта, штаб-квартира которого располагалась в его столице, а также важность стратегического положения страны, зна­чительность ее нефтяных ресурсов, внутриполитические события июля 1958 г. имели серьезную перспективу изменения геостратеги­ческой конфигурации всего региона Ближнего и Среднего Востока. 15 июля американцы попытались взять ситуацию в Ливане под конт­роль, высадив там войска по просьбе правительства Шамуна. В свою очередь британцы высадились в Иордании по аналогичной просьбе ее короля Хусейна. Вашингтон и Лондон перешли к активным дей­ствия в одном из ключевых для них стратегических районов.

Международный кризис на Ближнем Востоке оказался, в силу своей важности, в центре внимания Кремля, постаравшегося исполь­зовать как свои военно-политические ресурсы, так и инструменты международных организаций, прежде всего ООН. Деятельность со­ветского МИДа была аналогична той, которую он проявил в преды­дущем случае с Египтом и Сирией: жесткие заявления и угрозы вмешательства в конфликт перемежались с активной работой совет­ской дипломатии в ООН. Для ведущих стран западного блока — США и Великобритании наступил достаточно ответственный момент испытаний всей системы обороны, строившейся в послевоенные годы по периферии СССР и возглавлявшегося им восточного бло­ка. 17 июля 1958 г. на совместной американо-британской встрече, участниками которой являлись президент США Д. Эйзенхауэр, госсекретарь США Дж. Даллес, министр иностранных дел Велико­британии С. Ллойд и другие официальные лица, американская сто­рона заявила, что США и Великобритании необходимо «подумать, как увеличить силу Ирана и Турции. В этих странах больше всего существует моральный климат, чем где-либо на Ближнем Востоке»69.

В начале августа 1958 г. американские эксперты серьезно рассмат­ривали возможные действия так называемого советско-китайского блока в развивающихся странах и государствах, имеющих стратеги­ческое значение для этого «блока». В этой связи отмечалось, что его руководители «продолжат проводить экономическое наступление в тех ближневосточных и азиатских странах, которые ныне привлека­ют их первостепенное внимание, но также, вероятно, проявят уве­личивающийся интерес к Турции, Греции, Латинской Америке и образовывающимся государствам Африки. Блок может достичь се­рьезных экономических результатов по проникновению в определен­ные, перечисленные выше страны, включая и те из них, которые до сих пор были тесно связаны с Западом»70.

В складывавшейся международной ситуации Турция становилась одним из ключевых региональных элементов западного блока. Такое развитие событий способствовало тому, что 4 августа 1958 г. прави­тельство США и Международный валютный фонд, а также Органи­зация европейского экономического сотрудничества объявили о вы­делении Турции стабилизационного займа в размере 359 млн долла­ров США, из которого Соединенные Штаты уплачивали большую часть — 234 млн долларов. Однако предоставление этого кредита было обусловлено принятием Турцией стабилизационной программы, рекомендованной ей Международным валютным фондом71. Со­гласие турецкой стороны на проведение этой программы в жизнь сопровождалось тем не менее затягиванием ее реализации по отдель­ным пунктам.

В свою очередь в американской администрации прогнозировали к середине августа 1958 г. перспективу выхода Ирака из Багдадского пакта и усиление значения Турции для западного блока в контексте мировых и региональных событий: «восстание в Ираке создало воз­можность того, что страна выйдет из Багдадского пакта. Это ослаби­ло бы военные позиции Ирана и Турции и в целом всего свободного мира. Минимизация данного факта требует дополнительных расходов в данном регионе в области военной помощи и дополнительной под­держки в сфере обороны Ирана. Новая стабилизационная программа в Турции, жизненно важная для позиций свободного мира, потребует дополнительной экономической помощи этой стране»72.

К осени 1958 г. турецкое правительство усилило свою тактику «подогревания» соперничества между Вашингтоном и Москвой за влияние в Турции, с тем чтобы все-таки добиться продолжения под­держки со стороны Запада. Они сообщили американцам о достаточ­но выгодных предложениях СССР, сделанных в начале сентября 1958 г. и предусматривавших строительство моста через Босфор «на более выгодных условиях, чем предлагают европейские и американ­ские фирмы», а также сооружение и оснащение телевизионной стан­ции в Стамбуле73.

К концу 1950-х годов как в Греции, так и Турции проявлялись характерные для периода быстрой модернизации и роста кризисные социально-экономические и политические черты. Левые ориентиры в социально-экономической и политической жизни двух стран по­являлись как реакция на социальную незащищенность в рамках су­ществующей общественно-политической системы.

Победа в Греции Единой демократической левой, имевшей и «за­рубежный след» — тесные связи с запрещенной и находившейся в эмиграции КПГ, пользовавшейся поддержкой СССР, привлекла вни­мание информированных и наблюдательных аналитиков. Газета «Ακρόπολης» опубликовала 31 мая — 7 июня 1958 г. серию статей, в которых, используя известные редакции факты, жестко критиковался СССР за вмешательство во внутренние дела Греции74.

Особое значение для Греции имели оценки прошедших выборов ее главным союзником по западному блоку — Соединенными Шта­тами. Несмотря на признание определенных проблем и трудностей в развитии страны, американские аналитики из Бюро по координа­ции операций делали вывод о том, что «результаты выборов в про­шлом месяце... дают надежду на стабильное правительство под ру­ководством сильной партии, хотя прокоммунистические политиче­ские группы (имелась в виду ЭДА и ее союзники. — Ар. У.) также получили новую власть, выиграв значительное количество парламен­тских мест»75. В то же время отмечалось, что среди членов НАТО расходы на оборону в Греции являются самыми большими из рас­чета на душу населения.

К началу 1950-х гг. обе страны начинают приобретать собственный внешнеполитический ресурс и на протяжении 1950—1955 гг. они пре­вращаются из объекта влияния внешнего фактора в достаточно силь­ный элемент западного военно-политического блока, образуя своего рода его «балканское звено». Особенности внутриполитического раз­вития Греции и Турции, несмотря на сильную национальную специ­фику, свидетельствовали об общности главного направления. Оно за­ключалось в создании новой системы распределения центров силы, создании новых социальных слоев и их вовлечении в активную по­литическую жизнь, усилении роли военных.

Экономическая и политическая модернизация, проходившая в условиях традиционного балканского общества, порождала противо­речивость большинства процессов, что способствовало существова­нию постоянной угрозы использования силы при решении социаль­но-политических проблем и межпартийных конфликтов. В то же время в области внешней политики как Греция, так и Турция (с раз­ной степенью успеха) начинают играть особую роль в межблоковом противостоянии Запада и Востока. Несмотря на однозначную страте­гическую ориентацию Афин и Анкары на своих американо-европей­ских союзников, они в то же время использовали особое геострате­гическое положение двух государств для получения исключительной поддержки со стороны союзников по НАТО в своих национальных интересах. Механизм давления, задействованный ими, был довольно прост — у ведущих государств западного блока (прежде всего США) создавалось впечатление, что возможны улучшение двусторонних от­ношений с СССР и отказ от отдельных, стратегически важных для Запада решений. Парадокс складывавшейся ситуации заключался в том, что советские внешнеполитические маневры, охарактеризованные самим Кремлем и его западными противниками как «мирное наступ­ление», способствовали появлению опасений у союзников Афин и Анкары относительно планов последних. Более того, внешнеполи­тический фактор, являясь атрибутом внутриполитической жизни, превратился в инструмент политической борьбы и пропаганды «для внутреннего потребления». Это нашло, например, свое выражение в использовании отдельными политиками Греции своих связей с Ва­шингтоном и Москвой исключительно в интересах внутриполитиче­ской борьбы. Аналогично поступали и представители правящих кру­гов Турции, используя свои открытые и полусекретные связи с Москвой для оказания давления на Вашингтон и Запад в целом, в моменты «наибольшей необходимости». Таким образом, как на За­паде, так и Востоке создавалось представление о Турции и Греции как «слабом звене» западного военно-политического блока. Объек­тивный процесс становления этих двух государств как малых реги­ональных держав определил в целом модель взаимоотношения по­добных стран с «великими державами»: отныне уже они начинали влиять в той или иной степени на действия последних. Более того, внутриполитические силы в этих государствах начинают использо­вать иностранный фактор в целях межпартийной борьбы, заставляя считаться внешнеполитических партнеров со своими интересами.

С середины 50-х и вплоть до начала 60-х гг. в Греции и Турции обострилась внутриполитическая ситуация, что являлось последстви­ем интенсивного процесса модернизации. Кризис социально-полити­ческой системы и слабость, а в большинстве случаев — отсутствие адаптационных политических и экономических механизмов, усилива­ли влияние социально-ориентированных и идеологизированных кон­цепций в общественной жизни. Противоречия между двумя странами на международной арене, прежде всего по так называемому кипрско­му вопросу, превращали и Грецию, и Турцию в объект внешнеполити­ческой экспансии ведущей силы восточного блока — Советского Со­юза. Одновременно со стороны союзников двух государств по Северо­атлантическому блоку все больше проявлялось опасений относительно возможного ослабления южного фланга союза и соответствующего усиления противостоящего восточного блока. Внутриполитическая борьба в Турции и Греции, обусловленная-специфическими чертами проходящих в обществах двух стран процессами, способствовала структуризации партийно-политической системы, основой которой становились политические силы правоцентристского и левоцентри­стского толков. Именно между ними существовали основные проти­воречия, влиявшие на ситуацию внутри двух стран и на их позиции на международной арене как части западного блока и его «слабого звена», К началу 1960-х годов оба государства окончательно обрели статус малых региональных держав со своими специфическими наци­ональными интересами, нередко противоречащими национальным интересам ведущих стран — союзниц по блоку.



1  Данная статья базируется на материалах моей книги: Улунян Ар. А. Бал­каны: горячий мир холодной войны. Греция и Турция между Западом и Восто­ком. 1945-1960 гг. М., 2001.

2  Российский государственный архив новейшей истории (РГАНИ), ф. 5, оп. 30, д. 32, л. 1. Записка В. Молотова Г. Маленкову и Н. Хрущеву о состояв­шихся беседах с правительственными делегациями Турции, Афганистана и Фин­ляндии. 12 марта 1953 г.

3  Отношения между СССР и Грецией осложнились в период 1946—1949 гг. из-за начавшейся в этой стране гражданской войны. Советский Союз оказывал через своих сателлитов на Балканах материально-техническую поддержку ком­мунистическим повстанцам, воевавшим против правительственных сил. Одно­временно Москва осуществляла и дипломатическую поддержку инсургентов в международных организациях, в частности, ООН. Подробнее об этом: Улунян Ар. А. Коммунистическая партия Греции. Актуальные вопросы идеологии, по­литики и внутренней истории. КПГ в Национальном Сопротивлении, Граждан­ской и «холодной» войнах, 1941—1956. М., 1994.

4  Попов В. Д. Экономика Греции. М., 1962. С. 173.

5  Здесь и далее ссылки на микрофильмы, хранящиеся в Норвежском нобе­левском Институте (г. Осло). Foreign Affairs. Reel № 5. 327(73). А17[14]. P. 00959. US Embassy in Greece to the Department of State. 2.11.1953.

6  Ibid. P. 00958.

7  Ibid.

8  Георгиян Э. А. Турецкая Республика. Основные институты государствен­ного строя. М., 1975. С. 163.

9  Harris G.  S. Troubled Alliance: Turkish-American Problems in Historical Perspective, 1945—1971. Washington, 1972. P. 81.

10  Ibid. P. 80, 81.

11  Foreign Policy Relations. Reel № 2. 327(73). A23. 3 suppl. P. 00617. The CNS Working Report on Turkey. 7.09.1955.

12  Kilic A. Turkey and the World. Washington, 1959. P. 163.

13  Ibid. P. 147.

14  Улунян Ар. А. Политическая история современной Греции. Конец XVIII в. - 90-е гг. XX в. М., 1998. С. 230.

15  Foreign Policy Relations. Reel № 2. 327(73). A23. 3 suppl. P. 00616. The CNS Working Report on Turkey. 7.09.1955.

16  Ibid.

17  Ibid. P. 00617.

18  Foreign Affairs. Reel № 7. 327(73). A17[14]. P.00917. The Department of State to the US Embassy in Athens. 17.06.1955.

19  Комментарии по поводу статьи в «Известиях» были опубликованы 15 и 16 октября 1955 г. в газетах «Ελευθερία» (левоцентристская), «Το Βήμα» (центристская), «Η Αυγή» (левая, прокоммунистическая), «Έθνος» и «Καθημερινή» (обе — правые).

20  Ξύδη Α., Λιναρδάτου Σπ., Χατζηαργύρη Κ. Ο Μακάριος και οι σύμμαχοι του. Αθήναι, 1974. Σ. 25.

21  Поцхверия Б. М. Советско-турецкие отношения и проблема Проливов накануне, в годы Второй мировой войны и в послевоенные десятилетия // Рос­сия и Черноморские проливы. (XVIII—XX столетия.) М., 1999. С. 484.

22  Там же. С. 489.

23  Foreign Affairs. Reel № 7. 327(73). А17[14]. P. 00927. Incoming Telegram from Athens to the Department of State. 30.12.1955.

24  Foreign Affairs. Reel № 7. 327(73). A17[14]. P. 00930. Incoming Telegram from Athens to the Department of State. 21.05.1956.

25  Ibid. P. 0002-0006.

26  Данциг Б. М. Турецкая республика. М., 1956. С. 36.

27  Foreign Affairs. Reel № 7. 327(73). А17[14]. P. 0002-0006. Incoming Telegram from Athens to the Department of State. 21.05.1956.

28  Ibid. P. 00013. Incoming Telegram from Ankara to the Department of State. 11.04.1956.

29  Ibid.P. 00013, 00014.

30  Foreign Relations of the United States (далее - FRUS), 1955-1957. National Security Policy. Wash., 1990. Vol. XIX. P. 230. CNS. Memorandum of discussions. 1.03.1956 r.

31  Ibid. P. 250. The CNS Report. 15.03.1956.

32  См., напр.: Заметки президента США Д. Эйзенхауэра от 11 января 1956 г., Меморандум обсуждений на 212-и заседании СНБ от 12 января 1956 г., Мемо­рандум обсуждений на заседании СНБ от 1 марта 1956 г., Меморандум Объе­диненного комитета начальников штабов министру обороны Вильсону от 12 марта 1956 г. и т. д. // FRUS, 1955-1957. Vol. XIX. Р. 177-182, 218-233, etc.

33  Foreign PoUcy Relations. Reel № 3. 327(73). A23. P. 00113. Minutes of the 285-th Session of the CNS. 17.05.1956 r.

34  Ibid. P. 00128.

35  Ibid.

36  Ibid. P. 00129.

37  FRUS, 1955-1957. Vol. XVI. Suez crisis July 26 - Dec. 31, 1956. Wash., 1990. P. 91. National Intelligence Estimation. 31.07.1956.

38  Об обсуждении западными союзниками решения по суэцкому вопросу и выработке американской стороной тактики действий см.: The Memoirs of Sir Anthony Eden. Full Circle. L., 1960. P. 426, 427.

39  Подробнее см.: Советский Союз и венгерский кризис 1956 года. Докумен­ты. М., 1998.

40  FRUS, 1955-1957. Vol. XIX. P. 419, 420.

41  Ibid. P. 429. Notes of Discussions at the 314-th CNS Session. 28.02.1957.

42  Ibid. P. 515. The CNS Report. 3.06.1957. On National Security Principals.

43  Foreign Policy Relations. Reel № 3. Suppl. 3. 327(73). A23. P. 00865. The US Policy Towards Turkey. Working Paper for Discussion at the CNS Sessions. 24.06.1957.

44  Bamford J. The Puzzle Palace. Boston, 1982. P. 151-153.

45  Dzhirkvelov I. Secret Servant. L., 1987. P. 211—214.

46  Правда. 1956. 1 нояб.; 1957. 24 янв., 14 февр.

47  Foreign Policy Relations. Reel № 15. 327(73). A17[15]. P.00439. Analitical material of the State Department «Indirect Soviet Threat». 23.10.1957. (Excerpts from monitoring of the Radio Moscow Broadcast. 19.04.1957).

48  Foreign Affairs. Reel № 4. 3 suppl. 24. 327(73). A23. P. 00043. The CNS Session. 1.08.1957. The US Policy Towards Greece.

49  Foreign Policy Relations. Reel № 8. 327(73). A17[16]. P. 00039. «Tactical shifts in the Turkish Foreign Policy». 7.08.1957.

50  Новое время. 1957. № 37.

51  РГАНИ, ф. 4, on. 16, д. 402, л. 47—50, 65, 66. Документы опубликованы: Улунян Ар. А. Коммунистическая партия Греции. История — идеология — по­литика. 1956-1974. М., 1995. С. 267-272.

52  Foreign Policy Relations. Reel № 8. 327(73). A17[16]. P. 00050. Incoming Telegram from Moscow to the Department of State. 13.09.1957.

53  Foreign Affairs. Reel № 7. 327(73). A17[14]. P. 00933, 00934. Incoming Telegram from Thessaloniki to the Department of State. 21.05.1956.

54  Правда. 1957. 15 дек.

55  Жуков Е. Колониалистская политика США в Азии // Вопросы внешней политики СССР и современных международных отношений: Сб. статей / Под общей редакцией Л. Ф. Ильичева, Ш. П. Санакоева, М. А. Харламова и Д. Е. Мельникова. М., 1958. С. 195. Эти мысли были высказаны на совместном за­седании кафедры новой истории Академии общественных наук при ЦК КПСС и редакционной коллегии журнала «Международная жизнь», посвященного об­суждению вопросов внешней политики СССР.

56  Правда. 1958. 12 нояб.

57  Foreign Affairs. Reel № 7. 327(73). А17[14]. P. 00945. Incoming Telegram from Athens to the Department of State. 20.08.1958.

58  Ibid.

59  Ibid. P. 00946.

60  FRUS. 1958—1960. Eastern Europe Region; Soviet Union; Cyprus. Vol. X. Part 1. Wash., 1993. P. 564-567.

61  Упоминание о наличии данного вопроса в повестке дня СНБ см.: Foreign Policy Relations. Reel № 3. Suppl. 3. 327(73). A23. P. 00349, 000354. Точное со­держание и характер решений продолжают оставаться неизвестными для иссле­дователей, так как при рассекречивании данных материалов были сделаны ку­пюры «в интересах национальной безопасности».

62  Ibid.P. 000145. Incoming Telegram from Moscow to the Department of State. 26.04.1958.

63  Ibid.P. 000153. Incoming Telegram from Ankara to the Department of State. 31.05.1958.

64  Foreign Policy Relations. Reel № 8. 327(73). A17[16]. P. 000154.

65  Ibid. P. 000162. Incoming Telegram from Ankara to the Department of State. 8.06.1958.

66  FRUS. 1958-1960. Eastern Europe Region; Soviet Union; Cyprus. Vol. X. Part 1. Wash., 1993. P. 629.

67  Foreign Relations of the United States, 1958—1960. Vol. X. Part 2. Eastern Europe, Finland, Greece, Turkey. Wash., 1993. P. 614. Memorandum. 14.05.1958.

68  Ibid P. 617.

69  FRUS. 1958-1960. Western Europe. Vol. VII. Part 2. Wash., 1993. P. 821.

70  FRUS. 1958-1960. Foreign Economic Policy. Vol. IV. Wash., 1992. P. 34. National Intelligence Estimations. 5.08.1958. Несмотря на справедливость большин­ства высказанных прогнозов, касавшихся направлений возможной активности советского блока, существенной редакции требовала сама формулировка его названия — «советско-китайский блок». В момент написания данного документа даже в хорошо информированных разведывательных и аналитических кругах США не догадывались о начавшем проходить процессе размежевания между Москвой и Пекином. Первые признаки конфликта проявились в ноябре 1957 г. во время конфиденциальной встречи Н. С. Хрущева и Мао Цзэдуна в дни праз­днования очередного юбилея большевистского переворота в России. См. так­же: Улунян Ар. А. Коммунистическая партия Греции... М., 1995. С.29—31; Griffith W. E. Cold War and Coexistance. Russia, China and the United States. N. Y, 1971. P. 61, 62.

71  Weiker W. F. The Turkish Revolution 1960—1961. Aspects of Military Politics. Wash., 1963. P. 13.

72  FRUS. 1958—1960. Foreign Economic Policy. P. 425.

73  Foreign Policy Relations. Reel № 25. 327(73). A17[15]. P. 00345. Incoming Telegram from Stanbul to the Department of State. 5.09.1958.

74  Улунян Ар. А. Коммунистическая партия Греции... С. 46.

75  Foreign Affairs. Reel № 4. 3 suppl. 24. 327(73) A23. P. 00053.



<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 3458


Возможно, Вам будут интересны эти книги: