Льюис Кори.   Морганы. Династия крупнейших олигархов

Глава 33. Расследование дела «Монетарного треста»

   Перед троном между двумя солдатами стоял Валет в цепях. Возле Короля вертелся Белый кролик – в одной руке он держал трубку, а в другой – длинный пергаментный свиток.

   – Вызвать первого свидетеля, – приказал Король.

Алиса в Стране чудес


   Расследование комитетом Пужоу дела «Монетарного треста» проводилось под руководством Сэмюела Антермайера. Хотя им и не удалось доказать существование монетарного треста, выявилась огромная концентрация ведомственного контроля за финансовыми ресурсами, деньгами и кредитами[16]. Этот контроль осуществлялся посредством владения акциями, взаимосвязанных директоратов, финансового контроля за корпорациями и системы общности интересов. Дж. Пирпонт Морган, Джордж Ф. Бейкер и Джеймс Стилман (который к тому времени практически отошел от дел и не свидетельствовал по делу) были основными действующими лицами процесса централизации финансов и промышленности. Однако эти финансисты, негодуя, отбросили прочь свои короны и отрицали свою принадлежность к этой власти. Свидетельствуя по вопросу о контроле за Первым национальным банком со стороны его самого, Дж. П. Моргана и других заинтересованных лиц, Бейкер сказал:

   Бейкер. По поводу данного контроля никогда не было никаких споров.

   Антермайер. По поводу вашего контроля?

   Бейкер. Как моего, так и любого другого.

   Антермайер. Значит, никто не оспаривал ваш контроль?

   Бейкер. Нет, сэр. И я сам никогда не оспаривал контроль кого-либо другого… Мы очень дружная семья, я рад это признать, и у нас не бывает никаких споров.

   Семья действительно была дружной. Контроль осуществляли Бейкер и Морган. Они никогда не ссорились, а Бейкер был чем-то вроде отца Джозефа для Ришелье – Моргана. Неоднократно и почти наивно семидесятитрехлетний свидетель отрицал свою собственную власть.

   Антермайер. Признан ли господин Морган великим генералом этой финансовой армии на Уолл-стрит?

   Бейкер. Думаю, да.

   Антермайер. А вы и господин Стилман считаетесь его главными адъютантами?

   Бейкер. Не думаю, нет, сэр.

   Антермайер. Постарайтесь отбросить вашу скромность, господин Бейкер. Господин Морган, господин Стилман и вы являетесь тремя ключевыми фигурами, не так ли?

   Бейкер. Я бы этого не сказал.

   Спунер. Он не обязан оговаривать себя, не так ли?

   Бейкер. Признаюсь, это было так во время паники 1907 года.

   Антермайер. Значит, во время паники господин Морган был генералом, а вы его главными адъютантами?

   Бейкер. Да.

   Антермайер. Но он же не оставил этот пост, не так ли?

   Бейкер. Нет. Думаю, в этом просто отпала необходимость.

   Антермайер (перебивая). Из-за судебного разбирательства?

   Бейкер. Да.

   Но, несмотря на отрицание своей собственной власти, Бейкер в ходе строгого расследования, проводимого Антермайером, четко дал понять его стремление избежать противоречий, предоставил требовавшуюся информацию (зачастую невзирая на протест адвоката), и его показания оказались «гораздо более содержательными и важными», чем ответы Моргана. Бейкер признал опасность все увеличивающейся централизации контроля за деньгами и кредитами.

   Антермайер. Считаете ли вы, что дальнейшая (концентрация) могла бы быть опасной?

   Бейкер. Думаю, что дело зашло достаточно далеко.

   Антермайер. Вы думаете, что двигаться дальше будет опасно?

   Бейкер. Может быть, и не опасно, но все же дела зашли достаточно далеко. Думаю, что в хороших руках это не принесет никакого вреда. Но если окажется в плохих руках, то будет очень плохо.

   Антермайер. Если все это окажется в плохих руках, то это приведет страну к краху?

   Бейкер. Да, но я не верю, что все это может оказаться в плохих руках.

   Антермайер. Значит, безопасность, если вы считаете, что эта ситуации безопасна, действительно зависит от личности людей?

   Бейкер. В достаточной степени.

   Антермайер. Считаете ли вы, что такая ситуация достойна великой страны?

   Бейкер. Не совсем.

   Поскольку Джордж Ф. Бейкер был почти такой же важной личностью в финансовой централизации, как и сам Морган, его показания привлекли к себе большой интерес. Такой же интерес был проявлен и к свидетельству Генри П. Дэвисона. В прошлом вице-президент Первого национального банка, Дэвисон за несколько лет до этого стал партнером «Дж. П. Морган и К°». Он активно занимался слиянием «Гаранта траст», организовывал переговоры об американском участии в китайском займе, а теперь являлся одним из директоров «Америкен телефон и телеграф компани», становясь все более и более важным партнером Моргана. Антагонистически настроенный, Дэвисон в своих показаниях не шел ни на какие уступки, представляясь большим роялистом, чем сам король. Он не стал распространяться по вопросу финансовой централизации, ограничившись признанием того, что не следует заходить дальше, «пока того не потребуют интересы промышленности и коммерции». Несмотря на свои собственные взаимосвязанные директорские посты и активную деятельность дома Морганов по установлению контроля за банками, страховыми компаниями и трестами, Дэвисон отрицал получение каких-либо преимуществ для его фирмы посредством взаимосвязанных директоратов.

   Антермайер. Признаете ли вы, что доступ в эти банки, обладание их ценными бумагами и представительство в их советах дают огромные преимущества, или же вы считаете, что в этом вообще нет никаких преимуществ?

   Дэвисон. Абсолютно никаких преимуществ.

   Антермайер. Совершенно никаких?

   Дэвисон. Только в размещении ценных бумаг.

   Антермайер. По вашему мнению, в этом и заключается преимущество?

   Дэвисон. Временами. Но не всегда.

   Любопытное свидетельство, несмотря на его модификацию! Получается, что в процессе навязывания контроля банкам и другим финансовым учреждениям морганизация руководствовалась чисто доброжелательными соображениями. Взаимосвязанные финансовые директораты давали преимущество операциям синдиката и другим инвестиционным сделкам, служили выражением финансовой независимости и были просто необходимы в такой сложной ситуации, несмотря на все злоупотребления. В словах Дэвисона крылась некоторая правда, так как существование многих взаимосвязанных директоратов дома Морганов было оправдано не с точки зрения прибылей для бизнеса, а с точки зрения создаваемой Морганом системы финансового контроля и управления финансами.

   Дэвисон четко изложил свою уверенность в том, что, что бы ни делала «Дж. П. Морган и К°», это всегда было оправданным и правильным.

   Дэвисон. При любой сделке, проводившейся по требованию «Дж. П. Морган и К°», интересы меньшинства акционеров всегда находились под защитой, насколько это возможно. Такова была политика этого дома. Я это знаю, и это все, что я знаю.

   Антермайер. Вы знаете, что такое положение существовало до 1903 года, но потом, до 1909 года, вы не поддерживали с ними тесных отношений?

   Дэвисон. Я знаю, что это так и есть уже пятьдесят пять лет, эта ситуация на десять лет старше, чем я сам.

   Антермайер. Понятно. Но давайте пойдем еще дальше?

   Дэвисон. Ну, это означало бы заглянуть в момент самого основания этого дома. Вы этого хотите?

   Антермайер. Другими словами, вы уверены, что «Дж. П. Морган и К°» не может принести никакого вреда.

   Дэвисон. Я уверен, что «Дж. П. Морган и К°» не может принести никакого вреда, если ее усилия и сопровождающие обстоятельства позволяют сделать так, как она этого хочет.

   Об одной трансакции Дэвисон сказал так: «Я не знаю, почему дом сделал так, но если он это сделал – значит, так было нужно».

   Он настаивал на том, что «благодеяния» трестов не были такими большими, как раньше, до того, как их потревожили, хотя и добавил при этом, что не верит в монополию или диктат. Когда его спросили, считает ли он неправильным вмешательство правительства в дела трестов, Дэвисон ответил так: «Правильно, если они незаконны и нарушают закон. Но я думаю, было бы лучше, и я действительно так думаю, подойти к решению этого вопроса по-другому и скорректировать сам закон и наладить надзор и контроль».

   Показания самого Дж. Пирпонта Моргана, естественно, были наиболее интересны. Почти все расследования или судебные разбирательства дел наиболее важных промышленных объединений вскрыли их связь с домом Морганов и его господствующее положение. Теперь обычно молчаливый хозяин дома Морганов был вынужден говорить, принужденный к этому правительством, вмешательству которого в промышленность и финансы он противился. Но если они рассчитывали на то, что смогут зарубить Моргана и устроить себе римский праздник, то их расчеты не оправдались. Его появление перед комитетом Пужоу стало кульминацией общественного порицания, которое Морган презрительно игнорировал, вмешательства правительства в его дела, которое Морган рассматривал как личное оскорбление. В этом мастере делать деньги бушевал гнев, гнев и оскорбленная гордость диктатора, вынужденного признать (даже если временно) наличие более мощной силы. Возможно, самое сильное оскорбление аристократической натуре Моргана состояло в том, что ему пришлось стать в центре общественного спектакля перед народом, который он презирал. Но пожилой, семидесятишестилетний человек полностью контролировал себя. Он был учтив, вежлив, снисходителен и не высокомерен, без лишнего apologia pro vita sua. Морган ничего не признал перед его инквизиторами.

   Морган явился на допрос в сопровождении своего сына, семи партнеров и восьми адвокатов, чей гонорар за два дня оценивался в сорок пять тысяч долларов. (Эти деньги были потрачены впустую. Морган игнорировал советы адвокатов и отвечал сам.) Ожидая вызова, он дремал. Проходивший мимо стенограф случайно задел пожилого человека, который сидел с воинственным видом и угрозой в глазах.

   «Я старею, – сказал Морган улыбаясь и попросил уступить ему место в кафедре проводившего расследование комитета. – Я также хуже слышу, чем прежде».

   Сначала немножко нервничая, что насторожило его адвокатов, Морган с подозрением отвечал «да» или «нет». Но, поняв, что никто не собирается его травить, и увлекшись состязанием умов между ним и Сэмюелом Антермайером, Морган стал отвечать более свободно и обстоятельно. Антермайеру так и не удалось выудить из него какие-либо порочащие его признания. Морган восхитил публику: он доминировал, но не подавлял. Порой во время ответов он постукивал по столу, но всегда был искренен и зачастую забавен. О его возрасте говорили нечастые провалы в памяти, но ничто другое, помимо, возможно, мягкого тона некоторых его ответов, а также свойственной пожилому человеку ворчливости (но не злобности). Каждый раз Морган радушно улыбался своему инквизитору, посмеивался над его выпадами, но, если смеялись зрители, улыбка слетала с его лица.

   Как и Дэвисон, Морган отказывался признать, что дом Морганов совершал какие-либо непристойные деяния, соглашался с тем, что централизованная власть денег могла быть неправильно использована, но отрицал, что это было опасно, и настаивал на том, что никакого монетарного треста не существовало.

   Морган. Невозможно сделать трест из денег.

   Антермайер. Разве один человек не может заполучить монополию на деньги?

   Морган. Нет, сэр, не может. Ему могут принадлежать все деньги на свете, но он не в состоянии этого сделать.

   Антермайер. Если бы вы владели всеми банками Нью-Йорка и всеми их ресурсами, разве вы не приблизились бы довольно близко к контролю за кредитованием?

   Морган. Нет, сэр, отнюдь.

   Антермайер. Но вы же признаете, что люди могут захватить контроль над железными дорогами или предприятиями бизнеса и монополизировать их, а потом злоупотреблять полученными привилегиями?

   Морган. Да, это может сделать любой…

   Антермайер. И сохранять свой контроль?

   Морган. Да.

   Антермайер. И вы утверждаете, что касательно контроля за кредитованием они не могут сделать то же самое?

   Морган. С деньгами – нет. Они не могут их контролировать.

   Ничего не признав, Морган пустился в красноречивые подробности. Монетарного треста не существовало, но был ограниченный и очевидный ведомственный контроль за финансовыми ресурсами и кредитом. Но еще более многословным было отрицание Морганом его собственной власти, в чем он превзошел даже Джорджа Ф. Бейкера.

   Антермайер. Когда человек обладает большой властью, как вы, – вы признаете это?

   Морган. Я ничего об этом не знаю, сэр.

   Антермайер. Вы этого совершенно не ощущаете?

   Морган. Нет, совершенно.

   Антермайер. Вы управляете своей фирмой, не так ли?

   Морган. Нет, сэр.

   Антермайер. Вы обладаете всей полнотой власти, разве нет?

   Морган. Нет, сэр.

   Антермайер. И никогда не обладали?

   Морган. Никогда.

   Антермайер. Значит, вы совершенно не чувствуете, что власть принадлежит вам? Так?

   Морган. Да, сэр. Если дело в этом.

   Антермайер. Вы считаете, что у вас нет никакой власти ни в одной области промышленности этой страны?

   Морган. Нет.

   Антермайер. Совершенно никакой?

   Морган. Совершенно никакой.

   Присутствовавшие либо посмеивались, либо криво улыбались, когда финансовый Цезарь отказывался от своей короны. Удар – парирование, удар – парирование. Все эти удары Морган парировал, полный решимости все отрицать. Следуя этому направлению, хозяин дома Морганов отрицал даже то, что директора, служащие по соглашениям воутинг-трестов, контролировались или находились под влиянием доверенных лиц, выбравших их.

   Антермайер. Разве вам непонятно, что выбранный таким образом совет находится под управлением людей, выбравших его?

   Морган. Мой опыт свидетельствует совершенно о другом, сэр.

   Антермайер. Значит, судя по вашему опыту, те люди, которые выбрали совет директоров и имеют право переназначить или уволить их, обладают меньшей властью, чем люди, которые не участвуют в назначении директоров?

   Морган. Это действительно так, сэр.

   Антермайер. Предположим, что вы являетесь голосующим доверенным лицом для всей огромной системы железных дорог Соединенных Штатов, разве это не сосредоточивает весь контроль в ваших руках, разве не так?

   Морган. Нет, сэр, не так.

   И опять он ничего не признал! Антермайер был потрясен наглым отрицанием Моргана очевидных фактов. Пожилой человек просто насмехался, явно наслаждаясь собой, хотя нагрузка от парирования ударов инквизитора явно давала о себе знать. Но Морган отклонил предложение прерваться и настаивал на продолжении. Признавая свое предпочтение в отношении объединений, он утверждал, что отнюдь не возражает против конкуренции.

   Антермайер. Вы против конкуренции, не так ли?

   Морган. Нет. Я не имею ничего против конкуренции.

   Антермайер. Но вы скорее склонны к объединению. Так?

   Морган. Да, я предпочитаю объединение.

   Антермайер. Объединение, направленное против конкуренции?

   Морган. Я не возражаю и против конкуренции. Мне даже нравится незначительная конкуренция.

   В ответ на его утверждение раздался смех. Несомненно, ему нравилась «незначительная конкуренция». Однако Морган признал свою нелюбовь к манипуляциям с акциями (и это правда, хотя манипуляция использовалась в 1901 году для создания рынка акций «Юнайтед стейтс стил»).

   Антермайер. Манипуляции – это плохо. Согласны?

   Морган. Думаю, что манипуляции это всегда плохо.

   Антермайер. Вы не одобряете их?

   Морган. Конечно, сэр.

   Антермайер. А вы одобряете короткие продажи?

   Морган. Насколько я помню, я никогда в жизни этим не занимался. Мне это не нравится. Но я не намерен порицать это огульно, так как, насколько мне известно, без этого обойтись невозможно.

   Антермайер. Но почему же нельзя обойтись без того, чтобы люди продавали что-то, чем не обладают в виде акций?

   Морган. Это принцип жизни, мне кажется.

   «Это принцип жизни». Морган оправдывал превалирующие финансовые методы как неизбежные, как неотъемлемую часть самой жизни, хотя сам неоднократно оспаривал в суде эти методы и практики, занимаясь революционными преобразованиями финансовой структуры страны. Более того, Морган связывал финансовую политику с более крупными аспектами общественной политики, подчеркивая их неразделимость. Он отказывался признать тот факт, что общественная политика может определять или модифицировать финансовую практику. Обсуждая вопрос о том, насколько полезна общественная политика общенациональных корпораций размещать депозиты в частных банках, не подлежащих правительственному надзору, Морган говорил:

   Морган. Это просто зависит от вашей точки зрения, я бы сказал так.

   Антермайер. Как вопрос политики?

   Морган. Как точка зрения, я бы сказал.

   Антермайер. Что касается общественной политики, относящейся к регулированию деятельности общенациональных корпораций, которыми владеет общество, и акций, которые широко распространены, вы считаете, что им следует позволить размещать свои депозиты в частных банках так же, как в специально назначенных для этого банках?

   Морган. Если так решат их директора.

   Антермайер. По-вашему выходит, что такие вопросы должен решать совет директоров и никто другой?

   Морган. Если это компания, ее проверку можно устроить в любое время.

   Антермайер. Но вопрос в том, должны ли они иметь право так поступать?

   Морган. Мне кажется, решение этого вопроса должно быть оставлено совету директоров.

   Эти директора должны иметь возможность поступать по своему усмотрению в соответствии с их суждениями. Общественная политика, как концентрированное выражение классовых интересов и превосходства, не должна вмешиваться в дела конкретных директоров или финансовых учреждений. В качестве логического заключения Морган идентифицировал интересы своей финансовой диктатуры с интересами нации.

   Антермайер. А разве человек, совершенно подсознательно, не может представить себе, что если это хороший бизнес, значит, все делается в интересах страны?

   Морган. Нет, сэр.

   Антермайер. Значит, вы можете правильно и непредвзято дифференцировать, когда затрагиваются ваши собственные интересы, а когда никакие ваши интересы не поставлены на карту, не так ли?

   Морган. Точно так.

   Антермайер. Но существует и возможность того, что ваше мнение ошибочно, согласны?

   Морган. Ну, я, конечно, могу ошибаться, но, мне кажется, только не в этом направлении.

   Из этого тяжкого испытания, по общему мнению современников, Морган вышел с высоко поднятой головой. Комитету по расследованию так и не удалось пришить ему лично какие-либо нечестные, скандальные или одиозные поступки. Вместе с тем показания Моргана продемонстрировали, что он человек огромной силы, реакционно настроенный, вылепленный из того теста, из которого делают диктаторов. Одни только его отрицания очевидного подчеркивали его могущество. В самом подходе к вопросу, когда он утверждал, что может различать «справедливо и непредвзято» между своими собственными интересами и интересами страны, прослеживалась скрытая мегаломания, но это было характерно для класса Моргана, который считал себя олицетворением нации. Столкновение следователя с этим титаном показало всем лицо финансового деспота, мастера делать деньги.

   Этот мастер представлял систему финансовой централизации, а система предоставляла ему свою защиту посредством заявлений, сделанных «Дж. П. Морган и К°» (подготовленных Генри П. Дэвисоном по запросу комитета Пужоу). Это заявление отрицало, и справедливо, тот факт, что финансовая централизация предоставляет своим представителям право «регулировать размеры процентов и создавать или предотвращать панику». Оно заклеймило как «абсурдную» идею о том, что каждый «взаимосвязанный» директор имеет полный контроль над каждой организацией, с которой связан, и настаивало на том, что «это было обязанностью, а не привилегией» инвестиционного банкира занимать директорские посты, «исходя из его моральной ответственности как спонсора ценных бумаг корпорации». Финансовая концентрация, по заявлению Дэвисона – Моргана, «была попросту вызвана необходимостью расширения банковских возможностей для обеспечения роста бизнеса страны… В данной ситуации американские банки отставали от темпов развития американского бизнеса… Даже наши крупнейшие банки редко способны в одиночку осилить кредит, необходимый для крупных предприятий, и ни одному национальному банку не позволено законом выделять заем, превышающий десять процентов его капитала и активного сальдо, какому-либо частному лицу или концерну».

   В обвинениях финансовой централизации было два аспекта: возражения против централизации как таковой и возражения против ее злоупотреблений и в значительной степени нерегулируемого характера.

   Заявление Дэвисона – Моргана отвечало только на первое возражение – самый простой и явный ответ. Финансовая централизация была логическим развитием капитализма, реакцией на концентрацию промышленности. Посредством своего контроля за кредитным и инвестиционным капиталом, от которого напрямую зависит промышленность, финансовая централизация узурпировала верховную власть за определением потока капитала и рабочей силы, в определенной степени регулировала деятельность корпораций и экономическую жизнь страны. Такой централизованный механизм контроля был просто необходим, учитывая сложный характер концентрированного капитализма, но вместе с тем он представлял собой опасную концентрацию власти. «Дж. П. Морган и К°» отрицала эту опасность: «Любая власть – физическая, интеллектуальная, финансовая или политическая – опасна, если находится в плохих руках. Если конгресс окажется в таких плохих руках, то последствия могут быть такими же плачевными. Но нам кажется маловероятным, что граждане этой страны выберут в конгресс негодяев. Они также не станут доверять управление их бизнесом и финансовыми делами группе хитроумных жуликов».

   Такое сравнение прихрамывало на одну ногу. Некоторый народный контроль все же осуществлялся за работой конгресса, в то время как централизованный финансовый механизм, возглавляемый Дж. Пирпонтом Морганом, оставался совершенно бесконтрольным.

   Более того, морганизированная финансовая централизация была однобокой, и не только потому, что в значительной степени это была диктатура одного человека, но и потому, что данная система была недостаточно всеобъемлющей и ведомственной. Она контролировала инвестиционные ресурсы и корпорации, но не общие условия бизнеса, и была практически бесполезна во время паники. Финансовые магнаты провели централизацию, чтобы сотрудничать и унифицировать свои собственные ресурсы и власть, но отказывались от большего единения и сотрудничества, как их антагонисты отрицали централизацию как таковую. Только вмешательство и регулирование со стороны правительства могли привести к еще большей централизации, необходимой для концентрированного капитализма и развивающегося империализма.

   Комитет Пужоу возражал против финансовой централизации, но его рекомендации не могли сломить эту систему. Комитет предлагал распустить взаимосвязанные директораты, воутинг-тресты в банках, запретить общенациональным корпорациям размещать их депозиты в частных банках (что было направлено главным образом против «Дж. П. Морган и К°»), ввести одобрение банковских консолидации контролером денежного обращения и запрет на участие национальных банков в операциях по размещению ценных бумаг. Ни одна из этих рекомендаций не угрожала самой финансовой централизации и лишь частично ограничивала ее личностные аспекты (за исключением запрета на участие национальных банков в операциях по размещению ценных бумаг, что было направлено против тенденции к унификации экономических функций). В рекомендациях настаивалось на введении правительственного регулирования. В условиях такого регулирования финансовая централизация станет еще прочнее, более унифицированной и ведомственной, за минусом аспектов личной диктатуры, которую олицетворял Дж. Пирпонт Морган.



<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 2356


Возможно, Вам будут интересны эти книги: