Юрий Гольдберг.   Храм и ложа. От тамплиеров до масонов

Глава восемнадцатая. Война за независимость

В тот же день, когда собрался Второй континентальный конгресс, Этан Аллен вместе с Арнолдом, который служил у него лейтенантом, предпринял неожиданную атаку на Тикондерогу, тот самый форт, который приобрел печальную славу у предыдущего поколения. Были захвачены склады с амуницией и оружием, в том числе артиллерией. Пять недель спустя колонисты, действуя под покровом ночи, упредили англичан, намеревавшихся укрепить Бостон, и построили собственные огневые позиции на двух гребнях гор, господствовавших над городом, Бридс-Хилл и Банкер-Хилл. Официально ими командовал бригадир Артемус Уард, еще один ветеран войны с французами и индейцами, но вдохновлял колонистов Джозеф Уоррен из ложи св. Андрея.

Впоследствии во всем, что случилось, обвиняли генерала Томаса Гейджа, но на самом деле вся ответственность лежит на сэре Уильяме Хоу, который непосредственно командовал войсками. Именно у Хоу были полномочия – после того, как ситуация прояснилась – изменить план сражения или придерживаться первоначальной стратегии, неминуемо заплатив за это высокую цену. Для ветерана, служившего под командованием Амхерста и Вулфа, Хоу повел себя очень странно.

Несмотря на удушающую жару, Хоу приказал своим войскам прямо под огнем колонистов перейти в наступление со всем снаряжением, которое весило более сотни фунтов, и штыковой атакой взять их позиции. Огонь колонистов, который они вели организованными залпами – эту тактику применяла британская армия во время войны с французами и индейцами, – оказался губительным для наступающих, и солдатам Хоу потребовалось четыре атаки, чтобы захватить позиции противника. Когда им это удалось – потери составили 200 человек убитыми и 800 ранеными из 2500 принимавших участие в штурме – ни о каком милосердии не могло быть и речи. От английского штыка погиб Уоррен, а те из колонистов, кто не смог спастись бегством, были буквально уничтожены. Потери колонистов превысили 400 человек.

Значение боя у Банкер-Хилл состоит в том, что это было первое открытое столкновение между колонистами и регулярной британской армией. Кроме того, это было первое полномасштабное сражение войны, коренным образом отличавшееся от стычек в Лексингтоне и Конкорде. Примечательно оно также странным поведением Хоу, проводившим эту операцию. Не следует забывать, что Хоу изучал тактику партизанской войны под руководством своего старшего брата Джорджа, а также Амхерста и Вулфа. На протяжении всей своей военной карьеры – как до, так и после Банкер-Хилл – он тщательно избегал дорогостоящих лобовых атак на укрепленные позиции противника. Как бы то ни было, а именно в такой атаке у форта Тикондерога в 1758 году погиб его старший брат. В сражении у Банкер-Хилл в его распоряжении имелись альтернативные варианты действий. Он мог выбить колонистов с занятых позиций артиллерийским огнем. Он мог просто отрезать их от линий снабжения и ждать, пока у них закончится вода, продовольствие и боеприпасы. Он имел возможность использовать отряды гренадеров и легкой кавалерии, проявив выдумку, которой он научился у Амхерста и Вульфа еще двадцать лет назад; именно так он использовал кавалерию в последующих сражениях этой войны. Более того, сражаясь бок о бок с отрядами колонистов во время войны с французами и индейцами, он лучше других знал, какую стойкость они способны проявить и насколько хорошо они владеют приемами залпового огня, разработанными самой британской армией.

Своими действиями при Банкер-Хилл Хоу, неоднократно высказывавший нежелание сражаться против колонистов, как будто бы посылал сигнал своим начальникам в Лондоне: «Вы хотите, чтобы я воевал? Прекрасно, я буду воевать. Но это вам дорого обойдется. Посмотрите, во что вы ввязались. Вы действительно хотите продолжать это безумие?»

Вряд ли это было проявлением цинизма со стороны Хоу. Не похоже, чтобы он ради красивого жеста бездумно пожертвовал тысячами солдат. Наоборот, Хоу, прекрасно понимавший, во что ввязывается Британия, мыслил стратегически. Возможно, именно стратегические соображения заставили его прийти к выводу, что лучше принести в жертву тысячу человек, но предотвратить гибель гораздо большего количества людей в последующих столкновениях.

Но если сражение у Банкер-Хилл и было уроком, который Хоу хотел преподать Лондону, этот урок не был усвоен. Возможно, поначалу Хоу даже думал, что добился своей цели – с него самого сняли обвинения за огромные потери при Банкер-Хилл. Во всем обвинили Гейджа, и британская армия покинула Бостон. Но затем Хоу оказался в положении, к которому меньше всего стремился – он сменил Гейджа в должности главнокомандующего и был обязан продолжить военные действия против колонистов. Больше никогда он так расточительно не обращался с войсками, как при Банкер-Хилл. Наоборот, во всех последующих кампаниях он постоянно пытался сберечь жизни как своих солдат, так и колонистов. Его действия больше не казались ни двусмысленными, ни странными.

Сеть английских шпионов

Несмотря на большие потери при Банкер-Хилл – а возможно, благодаря им – колонисты под влиянием многочисленных масонов в их рядах по-прежнему стремились избежать окончательного разрыва с Британией. 5 июля Континентальный конгресс принял так называемую «Петицию оливковой ветви» к Георгу III, призывая к мирному разрешению противоречий. Через день за петицией последовала еще одна резолюция, в которой заявлялось, что колонисты не жаждут независимости, но «не потерпят рабства». Однако 23 августа «Петиция оливковой ветви» была отвергнута, и король объявил, что британские колонии в Северной Америке подняли открытый мятеж. Таким образом, события стали развиваться согласно своей внутренней логике, независимо от того, что предполагали или желали их участники.

9 ноября был сформирован специальный комитет конгресса – «Комитет секретной корреспонденции» – с целью установления контактов «с нашими друзьями за границей». В состав комитета входили Роберт Моррис, Джон Джей, Бенджамин Харрисон, Джон Дикинсон и Бенджамин Франклин. Комитет должен был активно использовать масонские каналы и в конечном итоге создать разветвленную шпионскую сеть. Одновременно – причем совершенно случайно – эта сеть частично пересекалась с британской шпионской сетью, которая действовала параллельно по тем же самым масонским каналам. Обе сети базировались, преимущественно, в Париже, который стал центром разветвленной паутины шпионажа, интриг и предательств.

К этому моменту Франклин был уже масоном со стажем; он вступил в ложу почти полстолетия назад, в 1731 году. В 1734-м, а затем повторно, в 1749 году, он избирался Великим Магистром Пенсильвании. В 1756 году Франклин стал членом Королевского общества, которое в то время тоже в значительной степени ориентировалось на масонство. С 1757 по 1762-й, а затем с 17б4по 1775 год он много времени проводил за границей, в Англии и во Франции. В 1776 году, после того, как конфликт в колониях превратился в полномасштабную войну за независимость, Франклин стал, по существу, американским послом во Франции и продолжал выполнять эти обязанности до 1785 года. В 1778 году в Париже он становится членом особенно престижной и влиятельной французской ложи «Девять сестер», в которую также входили такие выдающиеся личности, как Джон Пол Джонс (впервые ставший членом ложи в Шотландии в 1770 году) и Вольтер. Годом позже, 21 мая 1779 года, Франклина избирают магистром «Девяти сестер», а в 1780 году он переизбирается на этот пост. В 1782 году он становится членом более таинственного и загадочного масонского объединения, «Королевской ложи командоров Храма западного Каркассона».

С 1750 по 1775 год Франклин был помощником министра почты в американских колониях. На этой должности он подружился с британским министром почты сэром Фрэнсисом Дэшвудом и графом Сэндвичем. Неизвестно, был ли Дэшвуд масоном. Вполне возможно, что он являлся членом ложи, основанной в 1733 году во Флоренции его близким другом Чарльзом Сэквиллом, графом Мидлсекским. И он, и Сэквилл входили в узкий кружок масонов, объединившихся вокруг принца Уэльского Фредерика. Впоследствии он основал собственную масонскую ложу.

В 1732 году Дэшвуд был одним из основателей квазимасонского «Общества дилетантов». Во время путешествия за границу с 1739 по 1741 год он вращался в кругах якобитов и стал близким другом и верным сторонником Карла-Эдуарда Стюарта. Это позволило ему установить связи с видными якобитами в Англии, такими, как Джордж Ли, граф Личфилд, который помог его кузену Чарльзу Рэдклифу бежать из ньюгейтской тюрьмы и который вместе с другим влиятельным масоном и убежденным якобитом герцогом Уортоном основал «Клуб адского пламени». В 1746 году Дэшвуд совместно с графом Сэндвичем и двумя другими людьми основал общество, иронически названное «Орден святого Франциска», которое затем стало известно под тем же именем, что и первая организация Личфилда и Уортона. И действительно, в настоящее время имя Дэшвуда нередко ошибочно связывают с «Клубом адского пламени» – правда, его «францисканцы» были замешаны в таких же неоязыческих и оргастических делах.

В 1761 году Дэшвуд стал членом парламента от Уэймута. В 1762 году он был канцлером казначейства под руководством графа Бьюта. Год спустя он стал вице-губернатором Бакингемшира, а также начальником милиции Бакингемшира, в которой одним из его подчиненных был еще один инакомыслящий, пользовавшийся сомнительной славой, член парламента Джон Уилкис. В 17бб году Дэшвуда назначили министром почты. Его первым коллегой на этом посту стал Уиллис Хилл, лорд Хилсборо, который вместе с герцогом Уортоном и графом Личфилдом был основателем первого «Клуба адского пламени». Впоследствии Хилла сменил граф Сэндвич.

Сэндвич познакомился с Дэшвудом примерно в 1740 году, и дружба их продолжалась всю жизнь. Неудивительно, что Сэндвич стал членом сначала «Общества дилетантов» Дэшвуда, а затем «Ордена святого Франциска». Сэндвич оставался министром почты до 1771 года, а затем был назначен военно-морским министром и занимал этот пост на протяжении почти всей войны за независимость Америки. В этой должности он проявил выдающуюся некомпетентность – даже такой взвешенный и сдержанный источник, как Британская энциклопедия отмечает, что «коррупция и некомпетентность администрации Сэндвича не имеют себе равных во всей истории британского флота».

Во время летних месяцев 1772, 1773 и 1774 года Франклин жил в доме Дэшвуда в Западном Уайкомбе. Они сотрудничали при подготовке сокращенного издания сборника общей молитвы.

«Проскомидия и службы были составлены Дэшвудом и отредактированы Франклином, а катехизис и псалмы составлял Франклин и редактировал Дэшвуд. Законченная работа была отпечатана на средства Дэшвуда…»

Франклин – этот «табачного цвета маленький человечек», как называл его Д. X. Лоуренс, лицемерный автор «Альманаха бедного Ричарда», поборник терпимости, скромности, трудолюбия, умеренности и чистоты, призывавший своих читателей не «поддаваться похоти» – стал членом «Общества францисканцев» Дэшвуда. Франклин, бывший дома образцом моральной чистоты, в Англии, вероятно, «снял парик», и пещеры в окрестностях поместья Дэшвуда в Западный Уайкомб превратились в будуар для шалостей сладострастных министров почты.

Судя по письму Сэндвича к Дэшвуду, отправленного в сентябре 1769 года, у них практически не было других занятий.

«Мне почти стыдно писать вам по поводу служебных дел после практического бездействия в течение всего лета. Однако так мало дел требуют нашего присутствия, и нам настолько повезло пребывать в согласии почти во всем, что требует нашего мнения, что нам почти не приходится причинять себе беспокойство личным присутствием на службе».

Однако дело было не только в этом. Должность министра почты открывала доступ практически ко всем письмам и другим средствам связи, и поэтому предполагала участие в шпионаже. Во время войны за независимость Америки опыт, приобретенный на этой должности, сослужил Франклину и Дэшвуду хорошую службу.

Франклин, игравший двойную роль шпиона и посла колонистов во Франции, сделал центром своей деятельности Париж. Его сопровождали еще два человека, назначенных комитетом конгресса, Сайлас Дин и Артур Ли. Брат Ли обосновался в Лондоне. Там же проживала сестра Франклина, которая, как полагают, тоже была замешана в шпионаже. Она была близким другом брата Хоу, адмирала лорда Ричарда Хоу, командовавшего морскими операциями на американском театре военных действий. В 1774 году она свела вместе адмирала и Франклина – якобы на партию в шахматы – и они с тех пор часто обсуждали проблемы колонистов. В 1781 году было опубликовано письмо за подписью «Цицерон», в котором братья Хоу обвинялись в принадлежности к фракции, тайно пытавшейся помочь колонистам в борьбе за независимость. «Все поведение Вашингтона, – заявлял «Цицерон», – демонстрирует уверенность, основой которой могла быть только информированность». Он открыто обвинял адмирала Хоу в «тайном сговоре с доктором Франклином». Адмирал ответил через газету, заявив, что «Цицерон» точно излагает факты, но делает из них неверные выводы. В то же время он признался, что скрывал информацию о своих встречах с Франклином от высшего командования флотом, и этот факт заставляет предположить, что ему действительно было что скрывать.

Одним из самых ценных агентов колонистов в Англии был бывший друг Дэшвуда, товарищ по клубу и коллега по парламенту Джон Уилкис. Уилкис вступил в масонское братство в 1769 году, а в 1774 стал лордом-мэром Лондона. Пребывая на этом посту, он публично выступал в защиту колонистов. Вместе с тем, начиная с конца 60-х годов он являлся тайным представителем в Британии бостонской организации «Сыны свободы», которая сыграла ключевую роль в «Бостонском чаепитии». Всю войну Уилкис тайно собирал деньги для армии колонистов и передавал их в Париж Франклину. Из Парижа денежные средства отправлялись в Америку или использовались на месте для закупки оружия и амуниции. Датируемое 1777 годом письмо отражает довольно странный факт: шпионская организация Уилкиса была раскрыта, но никаких действий против нее больше не предпринималось.

Центром британской шпионской сети тоже был Париж, и официально руководил ею Уильям Иден, лорд Окленд, еще один видный человек, подробности взаимоотношений с масонством которого историкам не известны. В 1770 году он стал Великим Стюардом Великой Ложи, но не сохранилось сведений о том, когда, где и кем он был принят в братство.

Шпионская сеть Окленда функционировала в основном через капитанов торговых судов, курсировавших между Францией и Америкой, включая тех, которые перевозили корреспонденцию между Франклином и конгрессом. 10 декабря 1777 года один из таких капитанов, некий Хинсон из Мэриленда, сообщал о Франклине следующее: «Если Англия проявит стремление к миру, то он будет первым, кто откажется от независимости». По свидетельству самого Франклина, Сайлас Дин придерживался такого же мнения. Однако Хинсон сообщал, что у Франклина имелись разногласия с Артуром Ли, который «жил в неподобающей роскоши и был очень самолюбив». Ли боялся лишиться своего статуса и хотел, чтобы война продолжалась.

Помимо агентов на море, у Окленда были свои люди в Париже. Самым ценным из них считался доктор Эдвард Банкрофт, выдающийся натуралист и химик. До войны Банкрофт был близким другом Франклина, а в 1773 году он содействовал принятию американца в Королевское общество. Кроме того, он дружил с Сайласом Дином. Не зная, что Банкрофт является английским агентом, направленный в Париж Дин тут же связался с ним. Банкрофт или его хозяева разыграли целый спектакль, согласно которому он вынужден был «бежать» из Англии, чтобы в Париже присоединиться к Дину. Здесь он стал доверенным лицом не только самого Дина, но и Франклина. В 1777 году он даже занял должность личного секретаря Франклина, а в 1779 году стал членом престижной ложи «Девять сестер», магистром который в том году избрали Франклина.

Через Банкрофта английское правительство получало сведения не только о действиях колонистов, но и о планах Франции вступить в войну. Таким образом, Британия – по крайней мере, теоретически – имела возможность предвидеть и помешать таким событиям, как вклад французов в победу колонистов при Йорктауне. Однако военно-морские силы Великобритании, руководимые военно-морским министром лордом Сэндвичем, командующим североамериканским флотом адмиралом Ричард Хоу, проявили такую же медлительность, как и сухопутная армия.

Оглядываясь назад, следует признать, что Банкрофт передавал весьма ценные разведывательные данные. В 1785 году парламент в знак признания его заслуг пожаловал ему монопольное право на импорт в страну одного из растительных красителей, используемых при производстве ситца в процессе, изобретателем которого был сам Банкрофт. Тем не менее, король, лично знакомившийся с его докладами, не доверял ему, подозревая, что он является двойным агентом колонистов. Особенно сомнительной выглядела тайная миссия Банкрофта в Ирландии в 1779 году. В марте 1780 года английский посол во Франции лорд Стормонт писал королю, что в декабре прошлого года в Париж прибыла тайная делегация ирландцев, состоящая из католиков и сторонников независимости, и эта делегация имела встречу с Людовиком XVI. По словам Стормонта:

«…их целью является создание в Ирландии независимого государства, в котором будет некий парламент, но не будет короля, и в котором государственной религией станет протестантская… но католики будут обладать всеми правами. Делегаты тесно связаны с Франклином, и эта связь, как считает мой информатор, поддерживается через сестру Франклина Миссис Джонстон, которая сейчас находится в Лондоне и снимает небольшую квартиру в Фаунтен-Корт в Стрэнде».

Эти семена взошли через двадцать лет, когда под покровительством лорда Эдварда Фицжеральда и Вулфа Тоуна была создана новая, похожая на масонскую, организация, общество «Объединенные ирландцы». Наиболее активно она проявила себя во время ирландских восстаний 1798 и 1803 года.

Тем временем английская шпионская сеть под руководством лорда Окленда продолжала внедряться в такую же сеть колонистов. В этом процессе ключевой фигурой был сэр Фрэнсис Дэшвуд, занимавший должность министра почты. Он постоянно вскрывал корреспонденцию колонистов и передавал ее содержание Окленду. Но самым необычным можно считать тот факт, что все это время Дэшвуд и Франклин, похоже, поддерживали личный контакт при помощи каких-то тайных каналов связи. Так, например, один из агентов Дэшвуда, некий Джон Норрис, в письме от 3 июня 1778 года сообщает: «Сегодня передал гелиографическое донесение от доктора Франклина в Уайкомб». Из этого некоторые комментаторы делают вывод, что Франклин был британским агентом! Если это правда, то контакты между Франклином и Дэшвудом обязательно нашли бы отражение в бумагах лорда Окленда, других представителей английских властей и даже самого короля. Отсутствие подобных свидетельств говорит, по крайней мере, о том, что эти контакты не были санкционированы британской разведкой или даже не были известны ей. Скорее всего, что Дэшвуд и Франклин – старые друзья и коллеги – играли в свою собственную безобидную игру, обмениваясь слухами, сплетнями и (или) просто дезинформацией. Несмотря на то, что Дэшвуд был противником войны, нет никаких оснований подозревать его в предательстве. С другой стороны, он достаточно добросовестно – хотя бы на минимально необходимом уровне – исполнял свои обязанности. В этом отношении его поведение ничем не отличается от поведения высшего командования британской армии и британского флота.

Декларация независимости

В Северной Америке события стремительно набирали обороты. К тому моменту, когда был сформирован Комитет секретной корреспонденции конгресса, колонисты уже предприняли амбициозное и ошибочное наступление. Крупные силы под командованием генерала Монтгомери попытались осуществить вторжение в Канаду.

13 ноября 1775 года им удалось захватить Монреаль. Монтгомери, служивший под началом Амхерста и Вулфа, тем не менее попытался взять Квебек штурмом. Атака колонистов была отбита, и они понесли тяжелые потери. Был убит и сам Монтгомери. Однако главнокомандующий британскими войсками в Канаде сэр Гай Карлтон был близким другом Хоу и разделял его негативное отношение к этой войне. Карлтон не только не стал преследовать разбитую армию колонистов, но даже отпустил пленных.

В начале 1776 года в конгрессе ведущую роль по-прежнему играли более умеренные масонские фракции. Их позиция была еще раз озвучена в декабре прошлого года, когда Конгресс повторно отказался повиноваться английскому парламенту, но заявил о своей верности короне. Но теперь настроения стали меняться, и на первую роль выдвинулись более радикальные элементы. Большую роль в поляризации мнений сыграл памфлет Томаса Пейна «Здравый смысл»; после его появления многие прежде лояльные колонисты стали выступать за независимость от метрополии. 7 июня брат Артура Ли Ричард Генри Ли выдвинул официальное предложение, чтобы колонии стали «свободными и независимыми штатами». К этому времени посольство Франклина стало также приносить плоды. Французский король Людовик XVI передал в долг колониям амуниции на сумму в миллион ливров, и примерно такой же вклад внесла Испания, другой главный соперник Британии в Европе. Этой амуниции армии повстанцев хватило почти на два года.

11 июня конгресс сформировал комитет по составлению декларации о независимости. Из пяти членов этого комитета двое – Франклин и тесть Ричарда Монтгомери Роберт Ливингстон – точно были масонами, а один, Роджер Шерман, по неподтвержденным данным тоже принадлежал к братству вольных каменщиков. Двое других – Томас Джефферсон и Джон Адаме – не являлись масонами, несмотря на многочисленные заявления историков об обратном. Текст декларации написал Джефферсон. Она была представлена конгрессу и принята 4 июля 1776 года. Из подписавших ее конгрессменов девять были масонами, а еще десять могли ими быть. В их число входили такие влиятельные фигуры, как Вашингтон, Франклин и, разумеется, сам президент конгресса Джон Хэнкок. Более того, армия практически полностью оставалась в руках масонов. Первоначально и в конгрессе, и в армии масоны выступали как противники полной независимости. Но после того, как жребий был брошен, они начали воплощать собственные идеалы, нашедшие отражение в институтах нарождавшейся республики. Наиболее заметно влияние масонства проявилось в конституции Соединенных Штатов.

Обнародованная Декларация о независимости поначалу казалась экзотическим жестом и совершенно безнадежным предприятием. И действительно, положение колонистов в этот момент было незавидным, а вскоре ухудшилось еще больше. В марте Хоу занял Бостон, а 22 августа Нью-Йорк. В бруклинском сражении (иногда его называют битвой на Лонг-Айленде) его потери составили 65 человек убитыми и 255 ранеными, в то время как потери противника доходили до 2000 человек. Однако он не стал преследовать разбитую армию колонистов и позволил ее остаткам спастись бегством. В последовавшей за этим военной кампании Хоу проявил точно такую же апатию. Так, например, на Гарлемских высотах – там, где теперь расположен Колумбийский университет – он тянул время на протяжении четырех недель, прежде чем приказал атаковать позиции колонистов. После взятия форта Вашингтон гессенские подразделения начали штыками убивать колонистов, и Хоу в гневе обрушился на немецких наемников.

Но даже джентльменское поведение Хоу не смогло спасти армию колонистов от поражения. Вынужденный оставить Бруклин, Вашигтон отступил на Манхэттен, но затем ушел и оттуда, и 15 сентября Хоу занял Нью-Йорк. Последующие столкновения заставили Вашингтона отступать через Нью-Джерси и Делавэр в Пенсильванию. К этому моменту численность армии колонистов упала с 13 тысяч человек до 3 тысяч. Только у форта Ли они лишились 140 пушек. И вновь Хоу проявил странную нерешительность, продолжая медлить и терять время, что позволило разбитому противнику спастись бегством. Показательно, что весь следующий год – год наиболее серьезных поражений Вашингтона – наступал именно он, а не Хоу. Не Хоу лекал встречи с ним, а он с Хоу. Когда столкновение становилось неизбежным, Хоу реагировал довольно странно – почти как человек, во сне отмахивающийся от мухи и снова погружающийся в сон.

26 декабря 1776 года Вашингтон совершил свой знаменитый рейд, форсировав Делавэр и неожиданно напав на отряд гессенских наемников в Трентоне. Избежав столкновения с главными британскими силами, которыми командовал Корнуоллис, 3 января 1777 года он одержал свою вторую победу, разбив в Принстоне уступавший ему по численности контингент противника. Однако Хоу никак не отреагировал, и его армия, более многочисленная и лучше вооруженная, просто оставила Нью-Джерси и передислоцировалась в Пенсильванию. 11 сентября он отбил атаку Вашингтона под Брэндиуайном. И опять Хоу не стал преследовать противника, а вместо этого занял Филадельфию – откуда поспешно бежал конгресс – и расположился там на зимние квартиры. Три недели спустя, 4 октября, Вашингтон предпринял новую атаку, на этот раз в Джермантауне. Хоу вновь отбил атаку колонистов, на этот раз нанеся им тяжелый урон. Континентальная армия колонистов страдала от болезней, дезертирства, низкого морального духа и плохого снабжения, и Вашингтон стал на зимние квартиры в Вэлли-Фордж. С благородством истинного джентльмена Хоу оставил его в покое, позволив зализать раны и восстановить разбитую армию.

В этом процессе восстановления Континентальной армии большую роль сыграли масоны. Соблазненные идеями, пропагандировать которые помогали масоны, многие профессиональные военные пересекали Атлантику и присоединялись к колонистам. Среди них был, к примеру прусский ветеран барон Фридрих фон Стубен, которого привлекли на свою сторону Франклин и Дин, и который стал у Вашингтона инструктором по строевой подготовке. Принеся с собой дисциплину и профессионализм армии Фридриха Великого, Стубен практически единолично превратил отряды неопытных добровольцев в боеспособные вооруженные силы. Среди добровольцев из Европы был также француз Иоганн де Кальб, еще один ветеран войн в Европе, ставший одним из самых компетентных и надежных подчиненных Вашингтона. Среди них был беззаветно преданный делу свободы поляк Казимир Пуласки, которому было суждено умереть от ран, полученных при осаде Саванны, а также другой уроженец Польши, Тадеуш Костюшко, построивший сложные фортификационные сооружения Уэст-Пойнта и ставший ведущим военным строителем и инженером армии колонистов. И наконец, среди них был маркиз де Лафайет, чей титул и харизма компенсировали отсутствие военного опыта и оказали огромное воздействие на моральный дух солдат, а дипломатическая активность принесла реальные результаты. Именно он внес наибольший вклад в то, что в войну вступила Франция – событие, сделавшее возможным окончательную победу колонистов при Йорктауне. Принадлежность всех перечисленных выше людей – за исключением Костюшко, сведений о котором не сохранилось – к масонскому братству либо документально подтверждена, либо вполне вероятна. Лафайет и Стубен сами считали, что вносят вклад в создание идеальной масонской республики.

Разгром под Саратогой

После поражений при Брэндиуайне и Джерментауне, а также деморализующей зимовки в Вэлли-Фордж 1777 год стал самым неудачным для Вашингтона. Однако на северном фронте произошло событие, которое с наших сегодняшних позиций выглядит единственным решающим сражением войны. Но ни Вашингтон, ни Хоу не принимали в нем непосредственного участия. Самим этим фактом Хоу еще раз продемонстрировал странную нерешительность и апатию, которые характеризовали его поведение в этом военном конфликте. Дошедшие до нас свидетельства указывают на то, что он мог – по крайней мере в данном конкретном случае – вести себя иначе.

Мы уже упоминали, что эта война была крайне непопулярной у британского военного командования в Северной Америке – братьев Хоу, Корнуоллиса и Клинтона – а также у членов обеих партий в самой метрополии. Так, например, Эдмунд Берк открыто высказывался против притеснения колонистов. Такой же точки зрения придерживался Чарльз Фокс. Уильям Питт, граф Чатем, который руководил захватом Америки у французов двадцать лет назад, произнес несколько пламенных речей в парламенте, призывая к примирению – и умер во время завершения одной из них. Сын Питта, служивший адъютантом сэра Гая Карлтона в Канаде, получил указание отца выйти в отставку, но только не сражаться против колонистов. В отставку вышел также граф Эффингем Адмирал Август Кеппел, сменивший Сэндвича на посту военно-морского министра, во всеуслышанье объявил, что не будет участвовать в военных действиях против людей, которых он считает соотечественниками. Насколько нам известно, один из величайших флотоводцев той эпохи Джордж Родни не делал подобных публичных заявлений, но и он придерживался той же точки зрения и упорно уклонялся от любых операций в водах Америки до окончания войны за независимость, и только потом его флот вошел в Карибское море и нанес сокрушительное поражение французам. Как мы уже видели, главнокомандующий частями британской армии Амхерст, имевший большой опыт боевых действий в Северной Америке, тоже отказывался принимать участие в войне. В Канаде сэр Гай Карлтон проявлял такую же нерешительность, как его друг сэр Уильям Хоу. Среди правящих кругов Великобритании, как военных так и гражданских, сопротивление войне было практически единодушным – как и антипатия к ее главному стороннику в Англии лорду Джорджу Жермену. Нашелся лишь один влиятельный человек, который заискивал перед Жерменом и оправдывал безжалостное притеснение колонистов – сэр Джон Бергойн («джентльмен Джони»), известный денди, писавший не пользовавшиеся особой популярностью пьесы, Бергойн до начала военных действий в 1775 году никогда не был в Северной Америке. Из всех британских командиров для него одного Америка оставалась чужой. Во время Семилетней войны он не покидал Англии и принимал участие лишь в серии нерешительных рейдов на французское побережье. Затем он сформировал собственный отряд легкой кавалерии и отправился с ним в Португалию, где они сражались в качестве добровольцев во время конфликта с Испанией. После разгрома испанской армии при Вилла Велья Бергойн вернулся в Англию с репутацией находчивого и решительного человека. Он никогда не был масоном.

К моменту сражения при Банкер-Хилл он служил под началом Хоу в Бостоне. Затем, в феврале 1776 года, получил назначение на пост заместителя командующего к сэру Гаю Карлтону в Квебек и был свидетелем событий, которые происходили во время неудачного вторжения Монтгомери в Канаду. Бергойн категорически не одобрял очевидной «нерешительности», с которой Карлтон – так же, как и Хоу – вел военные действия. Как мы видели, Карлтон отпустил военнопленных, захваченных во время штурма Квебека. В другом случае он отпустил 110 пленных колонистов, в том числе одного генерала, снабдив их продовольствием и обувью и разрешив вернуться домой. Еще один раз – как минимум – он сознательно издавал такие распоряжения, которые давали возможность колонистам бежать. Бергойн считал такое поведение непростительным. Он с презрением относился ко всему «чужому» и к «чужакам», и единственный из британских командиров распространял это определение на колонистов. Он считал, что они представляют собой нечто среднее между вредителями и испорченными детьми, которые крайне нуждаются в том, что в наше время называется «шоковой терапией». Относясь с высокомерным пренебрежением к их жалобам, он без всякого сожаления обращался с ними с той жестокостью, какую только позволяли обстоятельства. По его убеждению, они не заслуживали джентльменского отношения, которое проявляли Карлтон и Хоу.

В ноябре 1776 года Бергойн вернулся в Англию, где он еще больше сблизился со своим другом и покровителем лордом Джорджем Жерменом. Благодаря Жермену он также стал доверенным лицом короля. Это позволило ему действовать за спиной своих непосредственных начальников в Северной Америке и разрабатывать собственный амбициозный план покончить с войной одним решительным ударом. Бергойн должен был лично воплотить этот план в жизнь и насладиться лаврами победителя.

План требовал тщательной организации, подготовки и точного выбора времени. Он предусматривал, что мощная колонна британских войск под командованием Бергойна нанесет удар в южном направлении с территории Канады и двинется к Олбани через старые форты Тикондерога и Кроун-Пойнт по холмистой, покрытой лесами местности, где двадцать лет назад прокладывали себе дорогу Амхерст и Вулф, и о которой Бергойн не имел ни малейшего представления. Тем временем Хоу лишат самостоятельности в управлении войсками. Он поведет находящиеся под его командованием части сначала к Манхэттену, где организует базу, а затем на север, чтобы соединиться с Бергойном у Олбани. Таким образом:

«…две армии, одна с севера, с территории Канады, а одна с юга, соединятся вместе, разделив колонии на две отдельные зоны, после чего контроль над каждой зоной будет устанавливаться отдельно».

По существу от южных колоний будет отрезана вся Новая Англия. По словам одного из историков, Бергойн был уверен, что «завоюет себе славу, положение, честь и видное место в истории».

Вне всякого сомнения, план Бергойна был в высшей степени амбициозным. Неизвестно, мог ли он быть осуществлен более компетентным человеком, но даже в этом случае ценность его была бы сомнительна, поскольку к 1777 году основной театр военных действий сместился к югу, и Новая Англия потеряла свое стратегическое значение. Тем не менее, Жермен и король приняли этот план. В марте 1777 года Гаю Карлтону был вручен приказ, что на должность главнокомандующего канадской армией вместо него назначен Бергойн. Карлтон тут же вышел в отставку, но оставался в Квебеке достаточно долго, чтобы снарядить Бергойна и отправить его в поход. Помня о прошлых разногласиях, Бергойн был удивлен готовностью к сотрудничеству, которую проявил Карлтон. Сэр Гай, писал Бергойн, «не мог проявить… большего рвения, чтобы удовлетворить мои желания и потребности в части снаряжения экспедиции». На самом деле Карлтон просто торопился сбыть Бергойна с рук и самому полностью устраниться отдел. Кроме того, Карлтон прекрасно сознавал, что чем раньше Бергойн отправится в поход, тем скорее он придет к своей гибели. Хорошо понимая, что должно произойти, Карлтон ускорял не успех предприятия Бергойна, а его неизбежный крах.

Успех плана Бергойна целиком зависел от усилий Хоу, который в это время был занят операциями в районе Манхэттена. Для достижения успеха Хоу должен был выполнить свою часть задачи, двинув свою армию на север и соединившись с Бергойном в Олбани. Бергойн предполагал, что лорд Жермен, его английский друг и покровитель, издаст соответствующий приказ, который заставит Хоу подчиниться несмотря ни на какие возражения. Это входило в обязанности Жермена, и поэтому именно на нем лежит вина за то, что произошло.

Вне всякого сомнения, Жермен виновен в небрежности. Не желая, чтобы карета ожидала его на улице, он поспешно подписал приказы, касающиеся Бергойна, но просто не заметил те, которые предназначались Хоу, потому что они не были должным образом скопированы. Вот как писал об этом граф Шелбурн, выдвигая одно из стандартных обвинений в адрес Жермена.

«Среди многих особенностей его характера была и такая: он не любил, чтобы нарушались его планы. Он предполагал уехать в Кент или Нортгемптоншир в определенное время и по дороге подписать в канцелярии уже составленные приказы, предназначавшиеся обоим генералам. По какой-то ошибке приказы для генерала Хоу не были должным образом скопированы, и при виде его растущего нетерпения помощник, известный своей ленью, пообещал прислать их в деревню. Тем временем другие приказы будут отправлены генералу Бергойну, причем предполагалось, что все распоряжения отплывут на одном корабле, но в результате еще одной ошибки приказы для Бергойна отправились одни, а ветер задержал прибытие судна с приказами для Хоу. Результатом стало поражение Бергойна, французская декларация и потеря тринадцати колоний. Это может показаться невероятным, но данный факт подтвердил мне его собственный секретарь и другие ответственные лица в его канцелярии».

Лорд Шелбурн в своем рассказе не совсем точен. Случившееся можно объяснить и по-другому, или, по крайней мере, добавить новые аспекты в версию Шелбурна. Дело в том, что хотя Жермен и не подписал лично необходимые распоряжения, они все равно были подписаны и отправлены Хоу. Под ними стоит подпись человека по имени Д'Ойли, помощника секретаря военного министерства. Известно, что Хоу получил их 24 мая 1777 года. Совершенно неважно, что под распоряжениями не было личной подписи Жермена. Теоретически Хоу все равно был обязан выполнить их.

Более того, Хоу уже заранее знал, что от него потребуют.

«Даже учитывая то обстоятельство, что лорд Джордж не вызывал ни любви, ни уважения, его непростительная небрежность, когда он не удостоверился, что его приказ дошел до сэра Уильяма, это лишь одна сторона злосчастной ошибки. Другая же заключается в том, что генерал Хоу не мог не знать, что американцы окружают двигавшегося на юг Бергойна».

И действительно, Хоу был настолько уверен в том, как будут развиваться события, что даже снабдил Бергойна разведывательными данными на этот счет. Он

«… сообщил Бергойну, что северная армия американцев усилена свежим пополнением из 2500 человек. Хоу также знал… что генерал мятежников Израэль Патнам с отрядом более 4000 солдат находится в Пикскиле, между Клинтоном в Нью-Йорке и Бергойном в Форт-Эдварде».

Если вкратце проследить последовавшие за этим события, то становится ясно, каким образом Хоу и Карлтон вместе способствовали неудаче Бергойна – неожиданная небрежность Жермена позволила им переложить всю вину на него. В начале 1777 года Хоу решил отдать Нью-Джерси Вашингтону и наступать на столицу американских колоний Филадельфию. Он уведомил Жермена о своих намерениях и 3 марта Жермен одобрил их.

Тем не менее 26 марта произошло описанное выше недоразумение. Жермен издал официальное распоряжение, предписывающее Бергойну двигаться маршем на юг, а Хоу должен был соединиться с ним у Олбани. Эти приказы за подписью Жермена были отправлены Бергойну. По данным военного министерства, они были также отосланы – за подписью Д'Ойли – Хоу, который получил их 24 мая. Однако за семь недель до этого, 2 апреля, Хоу уже писал Карлтону в Канаду, что не сможет оказать должной поддержки Бергойну, поскольку, «вероятно, будет в Пенсильвании». Другими словами, Хоу за семь недель до получения приказа уже знал, что от него потребуют, и уже решил не делать этого. Карлтон получил письмо Хоу до того, как 13 июня Бергойн покинул Квебек и двинулся со своей армией на юг. Тем не менее Карлтон не только не потрудился предупредить Бергойна, но даже ускорил его отправку – с «рвением», удивившим благодарного Бергойна. Совершенно очевидно, что Хоу и Карлтон, воспользовавшись медлительностью связи и общей расплывчатостью приказов, стремились снять с себя всю ответственность, одновременно позволяя Бергойну двигаться к неминуемому поражению. Л Жермен, продолжая издавать туманные указания, невольно помогал им найти оправдание своим действиям.

18 мая Жермен написал Хоу. Как это ни странно, он одобрил наступление Хоу на Филадельфию – «веря, тем не менее, что задуманное вами будет осуществлено в сроки, позволяющие оказать поддержку армии, которой приказано наступать из Канады…». Удивительно, как мог Жермен быть таким наивным и полагать, что Хоу способен наступать на юг в Пенсильванию, а затем двинуться на север и вовремя соединиться с Бергойном. Сам Хоу не проявил подобной наивности. Он даже не сделал вид, что торопится. Наоборот – его действия были откровенно неспешными. 16 августа письмо от Жермена застало его на борту судна в Чесапикском заливе на пути в Филадельфию. В этот же день отряд гессенских наемников, двигавшийся в авангарде колонны Бергойна, вступил в бой с колонистами в районе Беннингтона и был уничтожен.

«После того, как Хоу решил не помогать Бергойну… трудно представить, как он мог думать, что Бергойну удастся достигнуть Олбани… не остается почти никаких сомнений, что сэр Уильям Хоу – независимо от приказов Жермена – предполагал, что Бергойн находится на пути к серьезным неприятностям, но не предпринял ничего, что могло бы спасти Бергойна от жестокого, даже сокрушительного поражения».

30 июля Бергойн, двигавшийся через покрытую непроходимыми лесами северную часть штата Нью-Йорк, отправил Жермену обеспокоенное письмо, в котором жаловался, что ничего не знает о намерениях Хоу. Похоже, он впервые задумался об опасности. 20 августа, через четыре дня после поражения под Беннингтоном, он отправил второе письмо. К этому времени армия Хоу уже двигалась в Пенсильванию. 30 августа Хоу откровенно писал Жермену, что «у него нет ни малейшего намерения помогать Бергойну». 11 сентября он нанес поражение Вашингтону под Брэндиуайном. 27 сентября Хоу занял Филадельфию, а неделю спустя, 4 октября, вновь разбил Вашингтона, на этот раз в Джерментауне. Тем временем Бергойн все глубже погружался в яму, вырытую собственными руками. 7 октября, через три дня после сражения у Джерментауна, его колонна столкнулась с главными силами колонистов под командованием генерала Горацио Гейтса. Получив отпор и понеся тяжелые потери, Бергойн отступил в свой лагерь в Саратоге, но Гейтс контратакой выбил его оттуда. В конечном итоге 17 октября Бергойн – полностью окруженный с отрезанными путями к отступлению и без всякой надежды на помощь извне – капитулировал, а вместе с ним капитулировала и его шеститысячная армия. Через пять дней Хоу, устроившийся на зимние квартиры в Филадельфии, писал Жермену, отвечая на его письмо от 2 апреля (позволяя себе вольно толковать его смысл): «Я совершенно определенно указывал, что южная армия не в состоянии оказать никакой непосредственной поддержки».

Из всей этой цепочки событий становится ясно, что Хоу еще в марте решил не идти на помощь Бергойну. Он даже сообщил об этом в письме Карлтону. Тем не менее ни тот, ни другой, прекрасно сознавая последствия этого решения, не сделали никаких попыток предотвратить их. Хоу, который был явным противником экспедиции Бергойна, никогда не выражал протеста своим начальникам в Лондоне и не пользовался своим положением главнокомандующего, чтобы доказать несостоятельность плана Бергойна. А Карлтон, ускоряя выступление колонны Бергойна, способствовал ее неминуемой гибели. Однако и Хоу, и Карлтон имели возможность найти себе оправдание, используя медлительность коммуникаций и всем известную некомпетентность Жермена, а также преднамеренно давая неопределенные ответы на невольную неопределенность приказов начальства.

Однако существовал еще один участник драмы, на которого историки не обратили никакого внимания. Не следует забывать, что главнокомандующим всей армии в то время был Амхерст. Он прекрасно знал местность, по которой предполагал двигаться Бергойн, и мог без труда оценить как опасность планируемой затеи, так и некомпетентность Бергойна. Он был не только командиром Хоу на полях сражений, но и его старым другом, и любая жалоба от Хоу находила у него понимание и сочувствие. Теоретически все приказы должны были проходить через руки Амхерста. Строго говоря, они должны были исходить именно от него, а не от Жермена. По крайней мере, он был обязан быть в курсе событий. Тем не менее на протяжении всех этих событий, закончившихся катастрофой под Саратогой, Амхерста как бы не существовало вообще. Не сохранилось никаких свидетельств о его комментариях, предложениях или советах. Он также не издал ни одного приказа. Подобное «отсутствие» говорит о многом. Если Хоу и Карлтон действительно желали Бергойну поражения, то Амхерст должен был участвовать в этом или, по крайней мере, дать свое молчаливое согласие. В любом случае – и независимо от роли Амхерста – выводы однозначны. Нет никакого сомнения, что Хоу и Карлтон хотели, чтобы планы Бергойна провалились. Почему – вот главный вопрос. Была ли это просто личная неприязнь к Бергойну и мстительное желание дискредитировать его? Маловероятно. Совершенно очевидно, что и Хоу, и Карлтон сильно – и не без оснований – недолюбливали Бергойна. Но совершенно непостижимо, чтобы они решили пожертвовать целой армией из-за личной неприязни – и особенно с учетом того, что это жертва затруднит им выполнение собственных задач. Как бы Хоу и Карлтон ни относились к Бергойну, они никогда не бросили бы его на произвол судьбы, если бы для этого не существовало более серьезных причин, связанных с общей политической оценкой этой войны. С учетом отношения Хоу и Карлтона к войне их действия выглядят вполне логичными. Историки склонны рассматривать отказ Хоу оказать поддержку Бергойну как чудовищную ошибку, возникшую в результате путаницы в приказах, или как невероятную и загадочную небрежность. В действительности – и это ключевой момент – это укладывалось в схему поведения Хоу (а также Карлтона и Корнуоллиса) на протяжении всего военного конфликта.

Сокрушительное поражение Бергойна дало Хоу ту возможность, которую он давно искал – предлог выйти в отставку, не запятнав себя позором. Он так и сделал – через месяц после сражения под Саратогой. Еще через месяц его примеру последовал брат, адмирал Ричард Хоу.

Как уже отмечалось выше, с чисто военной точки зрения сражение под Саратогой никак нельзя назвать решающим. Оно не привело к ослаблению военной мощи Британии и не уменьшило численность войск, задействованных на главных театрах военных действий. Оно не повлияло на способность других британских командиров проводить операции против колонистов. Наоборот, армия Хоу полностью сохранилась, и ее общее стратегическое положение ничуть не ухудшилось. Если бы Хоу хотел, то он продолжал бы наносить поражения Вашингтону.

Сражение под Саратогой обозначило поворотный пункт в войне за независимость Америки. Во-первых, оно подняло боевой дух колонистов, причем именно в тот момент, когда это было крайне необходимо. Во-вторых, победа под Саратогой подтолкнула Францию не только признать мятежные колонии независимой республикой, но и вступить в войну на ее стороне. Это привело к серьезному изменению стратегической расстановки сил. В Северной Америке появились регулярные французские войска, а военно-морской флот Великобритании столкнулся в североамериканских водах с равным по силе французским флотом. Возникла опасность – правда, временная – морской блокады Британии. Военные действия в Европе заставляли держать в Англии значительные силы, которые в противном случае могли быть, по крайней мере, теоретически, направлены в колонии. Британия была вынуждена укреплять свои подразделения в таких удаленных районах, как Гибралтар, Мальорка и Индия. Короче говоря, результатом явилось распыление ресурсов Британской империи – военных, морских и экономических – что делало войну в колониях контрпродуктивной.

Разумеется, все эти последствия проявились не сразу. Тем временем конфликт продолжался в течение еще двух лет. В 1778 году Франклин, Сайлас Ди и Артур Ли сумели добиться от Франции формального военного союза. Однако в Северной Америке положение колонистов оставалось отчаянным. В мае месяце Хоу сменил сэр Генри Клинтон, а лорд Корнуоллис формально находился у него в подчинении, но фактически обладал независимостью в принятии решений. Армия Вашингтона практически развалилась. Она пережила еще две зимы, не менее трудные, чем в Вэлли-Фордж, и после каждой зимы в ней возникали бунты, ослаблявшие ее боеспособность. Но ни Клинтон, ни Корнуоллис не сделали попытки воспользоваться ситуацией. Тем временем центр военных действий переместился на юг.

В декабре 1778 года английские войска захватили Саванну и в октябре следующего года сумели удержать ее, отбив яростную атаку колонистов. На протяжении почти всего 1779 года активных боевых действий не велось, но в мае 1780-го Клинтон захватил Чарлстон в Южной Каролине, нанеся колонистам самое чувствительное поражение за всю войну. Одновременно Бенедикт Арнольд вступил в тайные переговоры с Клинтоном, намереваясь вернуть Уэст-Пойнт и Хадсон-Вэлли англичанам. 1б августа 1780 года войска Корнуоллиса столкнулись с армией Горацио Гейтса – победителя битвы под Саратогой – у Камдена. Колонисты вновь потерпели поражение. В бою погиб заместитель Гейтса барон де Кальб. Сам Гейтс бежал с поля боя и всю оставшуюся жизнь так и смог смыть с себя этого позора. Военные действия все больше принимали отрывочный характер. За исключением еще одной победы англичан в битве у здания Гилфордского суда 15 марта 1781 года, война превратилась в серию партизанских набегов. Наконец, 7 августа 1781 года Корнуоллис, который совершал рейды по Вирджинии, устроил свой опорный пункт в Йорктауне и позволил себе задержаться там. 30 августа французский флот временно установил контроль над морскими коммуникациями и высадил на побережье войска под командованием Лафайета и барона фон Стубена. Примерно через три недели подошла армия Вашингтона, и Корнуоллис с 6-тысячной армией оказался в окружении 7000 колонистов и 9-тысячное французов. Он держался до 8 октября, а затем капитулировал – даже несмотря на то, что 7-тысячное подкрепление под командованием Клинтона находилось всего в неделе пути от него. Совершенно очевидно, что к этому времени высшее военное командование Великобритании утратило всякий интерес к этой войне.

Как и сражение под Саратогой, победа у Йорктауна не была решающей с военной точки зрения. Армия Клинтона сохранилась, а в апреле 1782 года адмирал Родни загнал в угол французский флот в Вест-Индии и наголову разбил его. Если бы Британия хотела продолжать войну, то могла бы помешать Франции оказывать дальнейшую помощь мятежным колониям. Но 27 февраля парламент принял резолюцию, запрещающую дальнейшие действия против колонистов, и начались мирные переговоры. Они продолжались почти год, и в это время все боевые действия – за исключением морских операций против остатков французского флота – были прекращены. Наконец 4 февраля 1783 года новое британское правительство официально объявило о завершении войны. 3 сентября был подписан Парижский договор, согласно которому мятежные колонии признавались независимой республикой, Соединенными Штатами. К ноябрю последние британские части были выведены с территории нового государства, и Континентальная армия колонистов была расформирована. 23 декабря Вашингтон оставил свой пост главнокомандующего.



<< Назад   Вперёд>>  
Просмотров: 1887


Возможно, Вам будут интересны эти книги: