Социолог Андрей Фурсов о Мировом правительстве

Дата: 22.11.2012 // Теги: антиконспирология видео Андрей Фурсов

Социолог Андрей Фурсов считает, что мирового правительства как единого центра управления процессами на земле не существует, а ситуация контролируется 10-12 финансовыми группами, которые имеют большие возможности для манипулирования экономическим процессом. Но есть и сила, которая круче чем Ротшильды, Рокфеллеры и иные группировки - это необратимая логика развития капиталистической системы.

Фефелов: Добрый день! В гостях у нас историк Андрей Фурсов и мы поговорим о такой теме интересной, мне кажется, очень она существенно сейчас влияет она мозги сограждан. Мне бы очень интересно было спросить про мировое правительство вообще. Вот я постоянно использую этот термин, это некая с одной стороны такая таинственная вещь, абстракция. С другой стороны – за этим стоят конкретные структуры, конкретные люди. Вообще, насколько это миф, насколько это реальность?

Фурсов: Мировое правительство – это, скорее, не миф и не реальность, это – мечта правящих групп Запада, ну, где-то с середины девятнадцатого века и, по логике развития капиталистической системы, действительно, должно возникнуть нечто вроде мирового правительства. Но это очень сложно сделать, потому что в мире не один глобальный финансовый поток, а несколько и эти финансовые потоки контролируются разными кланами, разными кластерами и даже если эти кластеры объединяются, все равно есть два уравновешивающих друг друга полюса. Ну, в современном мире – это Ротшильды и Рокфеллеры. Я бы даже поставил в кавычках, потому что это не только Ротшильды и Рокфеллеры, но и те силы, которые стоят за ними. И меня, скажем, значительно в большей степени интересует вопрос: «Ротшильды, Рокфеллеры – это последняя линия того, что мы знаем или за этим кто-то тоже стоит?» Вот это вопрос очень интересный. Что же касается мирового правительства, то если бы оно было – то мир развивался бы по другому. В том то и дело, что сам факт наличия и Бильдербергского клуба, и Трехсторонней комиссии, и Римского клуба говорит о том, что – это структуры согласования, на которых встречаются представители различных групп и решают вопросы путем нахождения компромисса, а иногда – не договариваются. Иными словами, мировое правительство – это тот горизонт, который удаляется по мере приближения к нему. В то же время мир, действительно, контролирует 10-12 групп, сплоченных в кластеры, у которых огромные возможности. Эти группы контролируют власть, собственность, информацию и имеют большие возможности манипулировать современным экономическим процессом. Нобелевский лауреат по экономике Кругман сказал, что политэкономия современного общества очень хорошо показывает, как небольшие группы, контролирующие информацию, деньги и власть могут манипулировать огромными массами людей, что мы и видим.

Фефелов: Но их влияние на национальные государства, допустим, на США. Сейчас там выборы. Вот существует ли такой момент, что эти выборы являются каким-то образом выражения противоречий? Вот в эти…

Фурсов: Безусловно. Безусловно.

Фефелов: То есть это не игра, это не спектакль, это – часть некоего внутреннего процесса.

Фурсов: Это и спектакль и, реальный процесс. Дело в том, что в Америке, во-первых политическая жизнь в Америке последние 60-70 лет внешне развивается по законам шоу-бизнеса. Во-вторых, последняя треть двадцатого века – это превращение политической сферы в шоу-бизнес. Это конец политики, в строгом смысле этого слова, и превращение её в шоу-бизнес. Поэтому появление таких людей в политической сфере, как Шварценеггер – это не случайность. Ну и посмотрите на Обаму – это в значительно большей степени актер, чем политический деятель. Там очень много игры и это – шоу-бизнес. Но, помимо шоу-бизнеса, помимо чисто, так сказать, такой, такого политиканства есть и очень серьезные вещи, связанные с дележом активов и с таким фактом, как Федеральная резервная система, которая в этом году, у которой в этом году заканчивается срок на права печатания долларов и, в зависимости от того, кто станет Президентом в Америке, какая вот из этих двух серых личностей станет – от этого будет зависеть судьба Федеральной резервной системы – сохранится ли она? А Федеральная резервная система тащит за собой доллар, доллар тащит за собой Соединенные Штаты Америки как государство. Далеко не все в правящей мировой верхушке, даже не все в правящей верхушке Америки готовы к сохранению Соединенных Штатов Америки как национального государства, оно вполне может стать частью Северо-Атлантического Союза, или Транс-Атлантического, как этого хотят Ротшильды, и злая ирония современной истории заключается в том Рокфеллеры, которые в послевоенный период больше всех кричали о необходимости мирового правительства, они сейчас оказались в таком положении, что если вот сегодня вдруг будет создано мировое правительство – вот завалят доллар, например. Рокфеллеры проигрывают полностью и, все их победы в мировых войнах и, все их победы над Ротшильдами окажутся никчёмными. Но проблема не только в этом. Дело в том, что мир устроен, так сказать, таким сложноматрешечным принципом. Вот, на первом плане там Обама и Ромни. За ними Ротшильды и Рокфеллеры. Но есть сила покруче, чем Ротшильды и Рокфеллеры. И эта сила – не конкретные люди. Это – логика развития капиталистической системы, которая необратима, которую никакие Ротшильды, Рокфеллеры, мировые правительства, трехсторонние комиссии – они не могут отменить вот ту логику. Они могут адаптироваться к ней. Они могут постараться использовать ее. Но эта логика – железная. Вообще, нужно сказать, что логика крупных сложных систем необратима. И капиталистическая система, действительно подходит, к своему концу. Дело в том, что многие, особенно, так сказать, наши либералы, которые все выходцы из различных партийных журналов коммунистических. Они представляли себе капитализм как некую, некий негатив советского коммунистического общества, то есть они просто поменяли один знак на другой. Там, где был плюс – стал минус, и там, где минус – плюс. И они, так сказать, полагают что капитализм – это такое, этакое своеволие капитала, денег. А уж если деньги в кармане есть – то тебя должны обязательно, так сказать, принять в клуб избранных.

Фефелов: Такая, как говорят, игра свободных сил и прочее. Да?

Фурсов: Да, да, да, да. И поэтому они очень удивляются, когда они приходят со своими деньгами на Запад, а им там как из Мойдодыра говорят: «А пойди-ка ты домой и лицо свое умой!» Капитализм – значительно более сложная система, чем просто денежная игра. Более того, капитализм – это сложная институциональная система, которая ограничивает капитал в его долгосрочных и целостных интересах и обеспечивает экспансию. И, вот эта формула капитализма, которую я сейчас привел – она объясняет, во-первых, почему при капитализме должны быть наднациональные закрытые группы и их организации, потому что они обеспечивают долгосрочные целостные интересы развития в ущерб краткосрочным, в ущерб отдельным странам и группам. А второе – экспансией. И вот это – очень важный момент. Дело в том, что капитализм – это экстенсивная система. Он развивается некими рывками, выбрасывая противоречия вовне. То есть, иными словами, упрощенно, если говорить, как только в капсистеме падала мировая норма прибыли – капитализм тут же выхватывал из некапиталистической зоны часть и превращал её в свою периферию – источник дешевой рабочей силы и сырья. Мировая норма прибыли выравнивалась – и, наоборот, росла. Но вот пришла глобализация и капитализм везде – капитализм с китайской спецификой, бандитский капитализм в Российской Федерации, капитализм в Индии, то есть капитализм везде. Но, как однажды в стихотворении по другому поводу написал поэт, по-моему, Коржавин: «Моей бедой была победа, за ней открылась пустота». Да, капитализм все-таки везде, но куда сбрасывать противоречия и где взять ту некапиталистическую зону, которую можно превратить в капиталистическую периферию? Поскольку капитализм так же как античное рабовладение и, не так как феодализм, это экстенсивная система – он исчерпал свои возможности. Кто-то скажет: «Ну, хорошо, замечательно. Теперь капитализм перейдет от экстенсивной фазы к интенсивной». Но дело в том, что институционально капитализм заточен под экстенсив, а его институты ориентированы на то, чтобы защищать население ядра капиталистической системы от излишнего контроля со стороны своих же буржуинов. Какие институты ограничивают капитализм в зоне ядра? Государство национальное, политика, гражданское общество и массовое образование. А теперь, давайте посмотрим, что происходит в последние 35-40 лет с этими институтами на Западе?

Фефелов: Демонтаж.

Фурсов: Демонтаж? О том, что национальное государство ржавеет, истаивает, есть такой термин англосаксонский «fairy no way of nation state» – расстаивание государства. О этом не пишет только ленивый. О том, что заканчивается политика и заканчивается публичный человек тоже не пишет только ленивый. Гражданское общество скукоживается и, наконец, мы видим повсеместно разрушение образования. То, что у нас сделала команда Фурсенко в нулевые годы – в Америке это произошло в 70-80-е. Это общий процесс. Иными словами – рушатся те институты, которые в ядре капиталистической системы защищают население от произвола капитала. Но дело в том, что вместе с этим рушится и капитализм, потому что, подчеркиваю, капитализм – это система ограничения капитала в его же долгосрочных и целостных интересах. Если капитал предоставить самому себе – он себя сожрёт, он сожрёт общество и сожрёт биосферу, поскольку он глобален. И, в результате, вот этот… Мы говорим, все время там: «Финансовый кризис, экономический кризис». То, что мы имеем сегодня – это системный кризис капитализма. И это намного серьезнее и круче, чем кризис 29-го – 33-го годов, который был таким внутренним структурным кризисом капитализма, когда на место одной структуры пришла другая. Вот теперь, не предвидится другой структуры.

Фефелов: Но на Уолл-стрите это понимают? Они что... Существуют там какие-то центры?

Фурсов: На на Уолл-стрите это очень хорошо понимают. Более того, в 1975 году по заказу трехсторонней комиссии три известных западных – два западных, один японский, социолога. Это – Мишель Круазье, специалист по бюрократии, это – Хантингтон и Дзёдзи Ватануки написали доклад «КРИЗИС ДЕМОКРАТИИ». Мне поразительно, что он до сих пор не переведен на русский язык, хотя он есть в Сети по-английски. Это – просто руководство к действию по демонтажу демократических институтов Запада. Причем, там очень откровенно и цинично сказано, что уровень развития демократии на Западе достиг такой точки, что он уже угрожает положению истеблишмента, положению ответственных групп, как там говорится. И если не безответственные группы бросят им вызов – то это, именно, будет использование демократии против этих групп. А дальше идет рекомендация: «Что нужно делать?» Нужно объяснять людям, что демократия – это не ценность, это – инструмент. Что есть другие ценности, например, чувство старшинства seniority, экспертиза и иерархия. И, если мы посмотрим, что детишкам на Западе последние 20-30 лет вбивают в голову с помощью фэнтэзи, которая сменила научную фантастику. Мир фэнтэзи – это мир иерархии, мир магической власти. Это очень четкая идейная обработка детей. И для меня, например, смена – то, что фэнтэзи заменила научную фантастику – это очень важный показатель. Я воспитан на научной фантастике, на Ефремове, на Шекли. Мне очень нравится Толкин. Тем не менее, я прекрасно понимаю, какую социальную функцию выполняет, скажем, Толкин или Джоан Роулинг с её Гарри Поттером по сравнению с фантастикой 60-70-х годов. Научная фантастика – это будущее как будущее, фэнтэзи – это будущее как прошлое. Мир иерархии, мир дерацианализованный. Посмотрите, одна из тенденций развития современного образования – дерационализация знания. У нас это, например, выброшенная астрономия из школы.

Фефелов: Но это сознательно делается? Это заговор? Это проект? Или это процесс?

Фурсов: Я бы сказал так: что это, безусловно, проект. Это… Заговор – это когда два человека решили в Никарагуа или какой-нибудь, так сказать, не будем называть никакую страну, чтобы, так сказать, никого не обидеть. В какой-нибудь небольшой стране экваториальной, спрыгнули с ветки, свергли, так сказать, тех, кто вчера спрыгнул. Когда речь идет о крупных организациях, которые ставят себе задачу поэтапной реализации своей программы, например, как Коминтерн это делал в советские времена, в довоенный период, по крайней мере. Вот это и есть проект. Вообще, нужно сказать, что для капитализма характерна еще одна очень важная вещь – проектно-конструкторский характер. В середине восемнадцатого века появился объект, которым можно манипулировать – массы. Попробуйте поманипулировать деревенским людом или людьми, которые укоренены в традиции. А масса изолированных индивидов, одинокая толпа, как сказал Трисман – это те, кем можно легко манипулировать. Дальше, в середине восемнадцатого века начинает интенсивно развиваться финансовый капитал, потому что надо финансировать индустриализацию и борьбу Великобритании и Франции. И, наконец, в середине восемнадцатого века появляется мощное информационное оружие – энциклопедия просветителей. И все это контролируется одними людьми. Не надо демонизировать масонов, но нужно помнить: именно в масонских ложах создавался тот человеческий материал, который вышел на сцену в конце восемнадцатого-первой половине девятнадцатого века и который принес с собой не только плохие вещи, но и много хорошего, потому что достижения, многие достижения цивилизации девятнадцатого века – это сработано тем человеческим материалом, который воспитали масоны. Но, и с другой стороны, много и плохого. Так всегда бывает. Каждая потеря есть приобретение и каждое приобретение есть потеря.

Фефелов: Но если я понял Вас правильно: то тот субъект, который мы не называем мировым правительством, субъект не власти, субъект влияния на мир, который во многих сферах может действовать, может позволить себе влиять на ситуацию - он пытается мировую капиталистическую систему конвертировать в нечто иное.

Фурсов: Совершенно верно.

Фефелов: Вот что это – иное? Что это за модель?

Фурсов: Жак Аттали, один из наиболее умных идеологов мондиализма, он откровенно пишет в последней его книге, которая называется КРАТКАЯ ИСТОРИЯ БУДУЩЕГО И КТО БУДЕТ ПРАВИТЬ МИРОМ ЗАВТРА. Опять же они у нас не переведены. Вот, переведена книжка на злобу дня про последний кризис. Ну, это – на злобу дня. Значительно более серьезные его книги, а он, вдобавок ко всему, очень хорошо пишет по-французски. Талантливый человек. Он откровенно говорит, что нужно заканчивать с господством финансового капитала, нужна глобальная распределительная экономика. То есть – это внеэкономическая система. И если решающими факторами в капиталистическую эпоху, решающими факторами производства были вещественные, то решающие факторы новой эпохи – информационные. То есть, речь идет о контроле над информационными потоками. Как достичь контроля над информационным потоком? Во-первых, нужно разрушить образование и основную часть науки, а другую сконцентрировать. Наука двух процентов, которая будет их обслуживать. И кроме того, нужно поставить под контроль информационные потоки. Самый простой способ – забить, вот есть такой термин американский junk food, это то что… мусорная еда. Ну это то, что в Макдональдсе. Junk information, мусорная информация, которая забивает тут, так сказать, все: Кто на ком женился? Кто с кем спит? Кто куда поехал отдыхать? Кого там обокрали риэлторы, какую-то звезду? То есть, вот в этой информации топится абсолютно все. При этом снижается уровень образования и уже сейчас возникают контуры вот этого нового общества. Другое дело…

Фефелов: Плебейство масс, абсолютное плебейство и …

Фурсов: Ну, скажем так: не плебейство, а – примитивизация.

Фефелов: Примитивизация.

Фурсов: Примитивизация масс. Вот. Но здесь опять же, коварство истории заключается в том, что любая попытка элиты примитивизировать массы, она бумерангом возвращается и забирает их детей. Их дети становятся такими же дебилами, как то, во что они хотят превратит. Потому что есть массовая культура, массовая мода и детишки элиты, даже если они учатся в других учебных заведениях – они все равно попадают вот в это магнитное поле и начинается деградация элиты. И в такой ситуации элита попадает в очень опасное положение потому, что есть голодные массы, которые живут за пределами ядра капиталистической системы. Они живут за пределами того мира, где чисто и светло, и они хотят в этот мир. И, в свое время, на примере арабских политий, это очень хорошо описал Ибн Хальдун – арабский философ истории четырнадцатого века. У него был, так называемый цикл Ибн Хальдуна. Как он объяснял развитие арабского мира? Вот есть город. Вокруг живут кочевники. Кочевники приходят, вырезают сытых горожан и создают новую династию. Это – первое поколение. Второе поколение консолидирует власть. Третье поколение начинает потихонечку эту власть терять, но они вкладывают деньги в искусство. И, наконец, четвертое поколение, погрязшее в разврате, слабеет и приходит новая волна кочевников, которая вырезает. Четыре поколения. Кстати, социологи европейские называют это эффектом Будденброков. Четыре поколения Будденброков. То есть – один к одному. Четыре. Но в данном случае то, что мы видим сейчас – по западной элите, даже по закулисной… Мы видим что, в общем-то, на первом плане: кого бросают, скажем те же американцы, когда им нужно решать проблемы? В бой тут идут одни старики, ветераны. Киссинджер, старенький уже, тем не менее он курсирует между Москвой и Вашингтоном. Если мы посмотрим на, скажем, премьеров, премьер-министров европейских стран.… Ну тоже, так сказать, я не буду называть, чтобы никого не обижать, но вот смотришь иногда на ту или иную страну и думаешь: «Ну может хуже и глупей премьер-министр прийти западно-европейский?» Нет, не может. И появляется следующий и он… Как в «Роковых яйцах» у Булгакова: «и приходило новое поколение, и оно по своему было еще прекрасней» в своей, там глупости, ужасе и так далее, и так далее. Мы, действительно, имеем сейчас ситуацию проседания эмоционально-волевой планки западных элит. И, вот есть такая метафора. Её говорит эльф Леголас во «Властелине колец»: «Их подгоняет какая-то злая воля». Вот сейчас, даже эта злая воля – она есть, но эта злая воля слабеет в условиях системного кризиса. И это – шанс потому, что нам все время навязывали игру: «Давайте сыграем в шахматы!» А перед Вами сидит гроссмейстер, вдобавок ко всему – гроссмейстер, склонный к шулерству. У него вот здесь вот, так сказать, ладья

Фефелов: И еще с кольтом.

Фурсов: Да, да, да, да. А здесь ситуация меняется – можно смахнуть фигуры, схватить доску и врезать ему, так сказать, по черепу. Меняются правила игры. Чем хороша нынешняя ситуация? Умирает старый мир. Меняются правила игры. И здесь можно сыграть. Есть такая очень специфическая версия шахмат – мерцающие шахматы. По правилам мерцающих шахмат, Вы можете менять фигуры. То есть, у Вас стоит, например, ладья. А Вы можете взять её и поставить вместо нее коня и объявить мат. То есть – это очень сложная игра, когда нужно… Когда рациональный расчет не очень возможен..

Фефелов: Ну это – не ненаучная фантастика, это – фэнтэзи, скорей.

Фурсов: Нет. Нет – это не фэнтэзи. Мерцающие шахматы – это вид. Это такие же специфические шахматы, как шахматы на троих. Я их называю еще – шахматы подлянок. Когда, так сказать, все… А мерцающие шахматы – это на порядок сложнее потому, что просчитывая ходы противника ты должен понимать: у него здесь стоит слон, а он может поставить ферзя, а может ладью, вот сейчас поменять. То есть – это очень увлекательная игра. Вот сейчас, поскольку ломается мир и возникают новые правила, можно сыграть с противником в мерцающие шахматы.

Фефелов: Но все же, существует в головах – у конспирологов, у таких знатоков параисторий, я бы сказал, идея, что вот этот властный субъект собирается устроить сначала мировой хаос и на обломках вот этой цивилизации

Фурсов: Безусловно. Для этого не надо быть конспирологом. Это чисто политэкономическая проблема. Ни одна новая система плавно не перетекает в другую. Для того чтобы создать новую систему, нужно сначала создать хаос. Более того, хаос нужен еще для одной очень важной вещи: во время хаоса происходит сборка нового исторического субъекта потому, что новые социальные системы не появляются так, автоматически. Сначала возникает новый исторический субъект, который создает новую систему. Потом она его подминает. Но вот мы сейчас увидим, как ближайшие 50-60 лет будет производиться сборка этих субъектов и конфликт этих субъектов. Например, если говорить об истории: что такое шестнадцатый век в Англии? Произошла сборка принципиально нового исторического субъекта. Английская, собственно, знать, ломбардский капитал, немножечко тамплиеров и венецианцы. И все это успешно сложилось, благоприятные исторические обстоятельства. Не убили Елизавету первую и, вместо англо-испанской католической империи мы получили Британскую империю, совершенно-совершенно другую. Вот сейчас идет сборка такая – принципиально нового субъекта. Чем хороша эта ситуация? У меня есть ощущение, что эта ситуация выходит из-под контроля проектировщиков. Планировщик… И это не говорит плохо о планировщике – ситуация настолько сложна, что планировщик, который привык к определенной…, к определенным правилам, в новой ситуации он знает свою цель, у него есть план, но обстоятельства меняются так быстро, мерцающие шахматы, а он привык играть в обычные. И вот здесь у нас есть шанс.

Фефелов: То есть, если я как понял Вас, то в условиях хаоса, условиях вот этого…, вот этой неопределенности мы сможем предложить свой проект. И этот проект имеет шанс реализоваться.

Фурсов: Эта ситуа… Да, хаос – это обоюдоострая ситуация. Это – ситуация, когда можно сыграть на опережение и когда… Что такое хаос? Его еще можно охарактеризовать, как «точка бифуркации». Точка бифуркации – это точка, в которой у системы максимальный выбор. Разумеется, есть некий коридор, но он резко расширяется. И в точках бифуркации не нужен сильный удар. Нужен толчок в нужном направлении. И этот толчок может произвести очень небольшая по численности группа. Если брать русскую историю – это партия нового типа Ленина, которая по численности была небольшой. Мы сейчас не будем говорить о том, что за ними стоял Фининтерн и так далее. Они действовали в определенных обстоятельствах. И вот это группа небольшая, она оказалась потому, что они толкнули историю в нужном направлении. Аналогичная история – это опричнина. Три тысячи опричников, за которыми, правда, стоит царь. Они толкнули историю в том направлении, в котором нужно было системе. Они получили резкий контрудар. Это смута. Это то – что было. Тем не менее, поскольку процессы шли, так сказать, длительно. 1649 год приходит, принимается Соборное Уложение и всё то, что делал Грозный в опричнине – институализируется. То есть ВЧК Грозного становится ОГПУ Соборного Уложения. Тем и хороши моменты хаоса и точек бифуркации, что небольшая группа людей, знающая – куда нанести удар, в каком направлении действовать, она может переиграть и массы, и прежних хозяев мировой системы.

Фефелов: Андрей Ильич, будем играть в играющие шахматы, вернее в мерцающие....

Фурсов: В мерцающие шахматы

Фефелов: В мерцающие шахматы, да.

Фурсов: Будем играть в мерцающие шахматы, а иногда будем работать доской по черепу.

Фефелов: На этой оптимистической ноте мы закончим. Спасибо.

Фурсов: Спасибо.

Просмотров: 15466