Читайте также
под. ред. С. Глушко. За кулисами видимой власти
3. 1822—1905 годы
1 марта 1822 года император Александр I подписал рескрипт на имя министра внутренних дел графа В.П.Кочубея, в котором содержалось повеление закрыть в России все тайные общества. Первыми среди них назывались масонские ложи. Причиной этого были дошедшие до царя сведения, что в масонских ложах зреет заговор против самодержавия. Известно, что многие будущие декабристы начали обсуждать планы грядущего переустройства России именно в масонских ложах. Так, 1822 год официально считается временем прямого запрещения масонских лож в России. Однако, как показывают различные, хотя и очень отрывочные и разнородные исторические источники, масонство продолжало существовать нелегально и после 1822 года. Между прочим, уже само существование декабристских тайных обществ и кружков, продолжавших свою работу в 1822—1825 годах, должно подсказать мысль, что и масонские ложи скорее всего законспирировались и продолжали свою работу. Иначе у нового императора Николая I, вступившего на престол после подавления восстания 14 декабря 1825 года, не было бы причины подтверждать запрет на существование масонских лож, что он сделал очень скоро. Но и в мрачные годы николаевской реакции масонское движение не исчезло окончательно. Правда, жизнь его едва теплилась, оно вырождалось в замкнутые немногочисленные кружки, объединявшие старых масонов из высшей аристократии и дворян. Тот радикальный дух, который вносили в масонство Александровской поры будущие участники декабристского движения, окончательно исчез.
Не имея возможности перечислять все источники, подтверждающие это мнение, сошлемся только на воспоминания князя П. В. Долгорукова, писавшего, что граф С. С. Ланской (в 1855—1861 годах министр внутренних дел) был до своей смерти в 1862 году последним великим наместником Большой провинциальной ложи (шведского обряда) в Петербурге, а в Москве ложу возглавлял С. Фонвизин11. Имеются также отрывочные свидетельства иностранных источников, в частности масонской периодики. Участниками этих лож, крайне немногочисленных и законспирированных, были люди консервативных и охранительных убеждений. Возможно, поэтому на них смотрело сквозь пальцы и правительство. Главные связи русское масонство этих лет сохраняло с консервативным шведским масонством, отчасти английским. Вместе с тем с шестидесятых годов французскими, немецкими и итальянскими масонами предпринимаются попытки установить связи или устроить отделения своих лож в России. Но все эти попытки были единичными и, насколько позволяют судить крайне неполные и отрывочные источники, не привели к возрождению масонского движения в широком масштабе.
Революционное движение в России, народничество, возникновение либерально-буржуазного земского движения усиливают интерес к масонскому движению за рубежом и к истории масонства в России. С 60-х годов в исторических и литературных журналах начинают появляться мемуары масонов XVIII и начала XIX века, первые исследования по истории масонства в России (укажем в связи с этим на работы Лонгинова и Пынина). В конце семидесятых годов появился роман А. Ф. Писемского «Масоны» (напечатан в 1880 году), имевший успех у широкой публики. Русская публицистика семидесятых и начала восьмидесятых годов систематически знакомила читателей с новостями в масонском движении на Западе, ролью масонов во главе с Дж. Гарибальди и Дж. Мадзини в борьбе за объединение Италии, о реформах в ложах «Великого Востока Франции», выбросивших упоминание о боге из своего устава и занявшихся преимущественно политической деятельностью. Широкий резонанс вызвали также известия о том, что в Парижской коммуне среди ее руководителей были члены различных масонских лож. Все это разжигало интерес к масонству как среди дворянских и интеллигентских участников земского либерального движения, так и некоторых революционеров. Русская революционная и либеральная эмиграция в те же годы получает возможность завязать первые прямые контакты с английскими, швейцарскими, германскими, итальянскими и особенно с французскими масонами.
Именно Франция становится той страной, откуда масонское влияние в последние десятилетия XIX века проникает в среду русского освободительного движения. По утверждению современного польского исследователя истории масонства Людвика Хасса, специально изучавшего этот вопрос, первым русским либералом, активно сотрудничавшим с французскими масонами, стал философ-позитивист Г. Вырубов (1842—1913). Он был принят в ложу «Мютюалитэ» («Взаимопомощь») в конце шестидесятых — начале семидесятых годов XIX века и быстро поднялся по лестнице масонской иерархии. В 1883 году Вырубов становится даже вице-председателем руководства «Великого Востока Франции» — «Совета Закона». Вырубов не терял связи с Россией, часто приезжал туда. В России и во Франции он познакомился, а затем и регулярно встречался с видными социологами и писателями, в том числе со своими товарищами со школьных времен М. М. Ковалевским, Е. В. де Роберти, П. Д. Боборыкиным. Вырубов и стал своеобразным посредником между французскими и русскими либералами.
Среди русских, принятых во французское масонство, следует назвать знаменитого изобретателя электрической лампы накаливания Г1. Н. Яблочкова. В 1884—1888 годах он был даже почетным «колонновожатым» парижской ложи «Труд и Верные друзья истины» № 137 «Высшего совета шотландского прежнего обряда и признанного Францией». «Высший совет» — отделившееся в 1804 году от «Великого Востока» масонское объединение Франции, отличавшееся более консервативными позициями. В эту же ложу был принят на рубеже 1885 года молодой московский врач-психиатр Н. Н. Баженов12. Еще гимназистом он входил в народнический кружок, а после окончания Московского университета выехал в Париж для продолжения научной работы. Находился он в Париже два года и в это время был принят в масоны. В нарушение всех правил ему присвоили сразу все три первые масонские степени, и в 1885 году он уехал в Россию уже мастером, захватив ряд писем от русских политических эмигрантов. Н. Н. Баженов стал одним из самых известных русских масонов.
Вероятно, в то же время, что и Баженов, в одну из французских лож шотландского обряда (тоже подчинявшуюся «Высшему совету») был принят М. М. Ковалевский. Во время пребывания в Париже в 1872—1876 годах Ковалевский близко сошелся с Вырубовым. Радикализм взглядов Ковалевского той поры нашел подтверждение и в знакомстве и последующей переписке с Марксом и Энгельсом. За либеральные взгляды и конституционные идеи, которые находили выражение в лекциях, М. М. Ковалевский был уволен из Московского университета и с 1887 года жил за границей, где читал лекции в Париже, Оксфорде, Стокгольме, Чикаго и других городах. Ковалевский принадлежал к числу основателей Международного социологического института, в котором масоны имели большое влияние.
Уже в первые месяцы после выезда за границу М. М. Ковалевский совместно с П. Н. Яблочковым открыл в 1887 году в Париже масонскую ложу «Космос», получившую № 288 и подчиненную «Высшему совету прошлого шотландского прежнего обряда, признанного Францией». Судя по всему, уже в это время М. М. Ковалевский, настроенный крайне оппозиционно по отношению к русскому самодержавию, считал, что масонство может стать удобным средством в сплачивании политических деятелей конституционного направления, в организации оппозиции. Ложа «Космос» была задумана как организация русских подданных, временно пребывающих во Франции. Естественно, что наличие русских либерально-буржуазных деятелей, принятых уже в масонство во Франции, открывало в будущем возможность для возрождения политического масонства и в самой России. Сходные мысли о значении масонства в сплочении противников русского самодержавия высказывал на рубеже XX века и известный русский анархист князь II. А. Кропоткин.
Деятельность «Космоса» в конце восьмидесятых и в девяностые годы XIX века пока еще не получила широкого освещения. Более или менее точные сведения относятся к первым годам нашего столетия. Солидным приобретением ложи стали известный земский деятель В. А. Маклаков и писатель А. В. Амфитеатров. Маклаков связал русских либералов за границей с кружком земских и либерально-буржуазных деятелей в Москве «Беседа». Амфитеатров завоевал симпатии либеральной и демократической публики за то, что напечатал в 1902 году фельетон «Семья Обмановых», острую сатиру на царскую фамилию. Правительство сослало Амфитеатрова в Минусинск. И только в 1905 году он смог выехать в Париж, прямо в объятия братьев по «Космосу». Много позднее, в 1930 году, когда в заграничной и советской печати появились первые упоминания об участии его в масонском движении, А. В. Амфитеатров опубликовал в июле 1930 года в рижской газете «Сегодня», издававшейся на русском языке, юмористический очерк «Мое пребывание в масонской ложе».
Читателю будет небезынтересно ознакомиться с некоторыми выдержками из этого очерка. «Года два назад, — писал Амфитеатров, — жена нашла белый лайковый фартук с тесемками — масонский «запон».
Я живо вспомнил, как эти слюнявочки болтались и топырились на животах огромных людей, вроде Ковалевского, Тамаманшева, меня, пишущего эти строки, и других, а опять, хотя и далеко задним числом, не мог сдержаться от смеха». Амфитеатров далее рассказывает о трех торжественных заседаниях ложи «Космос», посвященных чествованию Е. В. де Роберти и известного русского писателя тех лет Немировича-Данченко. Фамилию последнего автор не называл, но она вполне точно устанавливается по другим источникам. Пожурив «беллетриста» за плохой французский язык, на котором тот произносил свою ответную речь, Амфитеатров далее пишет: «Зато в масонском облачении и регалиях он был очень эффектен, и чуть ли не единственный в собрании потрясал обнаженною шпагою, не производя тем комического впечатления, давая фигуру романтическую, словно бы и впрямь розенкрейцер XVII—XVIII века, а не опереточную или фарсовую, как большинство остальных словно сбежавших со сцены театрика Клюни, где как раз тогда давали пресмешную комедийку «Франкмасоны». Выставляя масонство в смешном свете, главным образом из-за сохранения старинной обрядности, А. В. Амфитеатров даже в этом очерке вынужден был признать, что русско-французские масоны занимались политикой. «Космос» вместе с другими масонскими организациями во Франции активно критиковал царское правительство, вел агитацию против предоставления царскому правительству французскими банкирами займа весной 1906 года.
Данное свидетельство, одно из немногих показаний из первых рук, показывает также глубоко чуждый народу, верхушечный характер этого движения. Да, масоны и тогда и позднее по-своему боролись с самодержавием, с царским правительством. Но делали это не для освобождения народа, а для захвата политической власти, для сохранения и увековечения власти буржуазии в нашей стране. Амфитеатров приводит слова М. М. Ковалевского, характеризующие истинные намерения этих «друзей равенства и братства»: «Рассказывали, например, что на какомто из многочисленных в предреволюционные годы (перед революцией 1905 г. — В. С.) политических банкетов де Роберти произносил пламенную речь о наделении крестьян землею. Ковалевский, сидевший с ним рядом, насмешливо спросил:
— Супесок, и за приличное вознаграждение?
— Ну, само собой разумеется! — быстро шепнул ответную реплику тверской Мирабо13 и как ни в чем не бывало продолжал «греметь» дальше. Именно торжественные ложи, да еще один парадный обед, когда я имел случай видеть в сборе весь «Космос», разочаровали, расхолодили меня в масонстве».
Под контролем и идейным руководством масонской ложи «Космос» находилась и деятельность основанной М. М. Ковалевским в 1900 году в Париже Русской высшей школы общественных наук. Цели школы, как их определял Ковалевский, были вполне масонского духа: «Сглаживание острых противоречий между взглядами, сближение политических групп, способных действовать на общей основе и вместо этого чуждых друг другу более из за непонимания, чем из-за разницы убеждений, которые не удается примирить» . Открытие школы состоялось 1 ноября 1901 года, генеральным секретарем ее стал Гамбаров. Лекторами школы стали М. М. Ковалевский, Е. В. де Роберти, И. И. Мечников, С. А. Муромцев, Н. Н. Кареев, М. М. Винавер и многие другие. Часть из них, несомненно, принадлежала к «Космосу». В школе выступал также эсер В. М. Чернов. Из нерусских лекторов можно назвать историка и критика Г. Брандеса, географа и анархиста Э. Реклю, поляков — историка К. Валишевского и философа В. Козловского, бельгийца В. Вандервельде. Установлено, что, во всяком случае, Реклю, Вандервельде и Козловский были масонами. Соответствующая обработка как слушателей школы, так и ее преподавателей велась на квартире М. М. Ковалевского и других основателей школы. Та или иная степень влияния или участия русских либерально-буржуазных деятелей, состоявших во французских масонских ложах, объединенных «Великим Востоком» или «Высшим советом», прослеживается во многих организационных и политических акциях русского освободительного и отчасти революционного движения в годы, предшествовавшие первой русской революции. Это и организация радикального буржуазного заграничного органа «Освобождение» с П. Б. Струве во главе (об участии самого Струве в масонском движении убедительных данных пока не обнаружено). Это и совещание в Шаффхаузене, которое привело к созданию в 1903 году Союза земцев-конституционалистов и «Союза освобождения». Так, участник последнего совещания ученый и публицист С. А. Котляревский, доцент Московского университета, был членом парижской ложи «Гора Синай» № 6 «Великой ложи Франции шотландского обряда». Некоторые косвенные данные имеются и по бывшим «молодым» социал-демократам, авторам печально знаменитого «Кредо» экономистам Е. М. Кусковой и С. Н. Прокоповичу. Возможно, и они были членами французских масонских лож перед первой русской революцией. (Вообще говоря, женщин в масонские ложи не принимали, но ложи системы «Правда человека» во Франции были исключением из этого правила. Это же исключение сделали и организаторы «Верховного совета народов России» в 1911 году, и Е. М. Кускова стала одной из самых деятельных участниц этой организации.) В Парижской конференции оппозиционных и революционных организаций, боровшихся против самодержавия, она состоялась в 1904 году, масонов было еще больше. Тут же были представлены не только великороссы, но и масоны-поляки, украинцы, финляндцы.
Все вышесказанное позволяет утверждать, что в канун первой русской революции несколько десятков видных деятелей русского либерального и земского буржуазного движения, и даже радикалов, стоявших левее их, было вовлечено во Франции в масонское движение как во французские ложи, так и в ложи, специально созданные для русских (например, «Космос»). Это облегчало взаимные контакты и согласование ряда политических кампаний 1903 и 1904 годов. Однако размеры этого движения, по имеющимся на сегодняшний день источникам, и само состояние этих источников не позволяют говорить о широте или влиятельности движения. И земско-либеральное движение в девяностые и в начале девятисотых годов, и тем более революционное движение развивались по своим законам. Большинство их руководящих деятелей и тем более рядовых участников не имели никакого представления о масонских связях отдельных либералов и не ощущали никакого влияния с их стороны.
Российская социал-демократия, хотя и испытывала трудные времена в эти годы в связи с раскольнической деятельностью меньшевиков после II съезда РСДРП, уверенно прокладывала свой революционный путь. Революционные социал-демократы во главе с В. И. Лениным опирались на рабочий класс России, на союз с передовым социалистическим пролетариатом стран Европы. Они отвергали путь «сглаживания углов» и «преодоления противоречий» с либеральной буржуазией, смело отбрасывали освященную столетней традицией руководящую роль буржуазии в буржуазной революции. В. И. Ленин считал, что гегемоном буржуазно-демократической революции в России будет пролетариат, идущий во главе всех трудящихся и эксплуатируемых. Исчерпав ограниченные возможности союза с «легальными марксистами» во главе со Струве, революционные социал-демократы шли своим путем. Они были за союз с действительными революционерами, хотя бы и буржуазными, и против союза с либералами, хотя бы и радикальными. Им было не по пути с русско-французскими масонами. Вот почему с этих ранних лет большевики противились любым контактам с масонами, отстаивая полную самостоятельность рабочего движения в России.
Ниже следует еще одно отступление — отрывок из воспоминаний старого большевика, одного из близких соратников В. И. Ленина — В. Д. Бонч-Бруевича. Автор рассказывает о встрече в самом начале девятисотых годов с П. А. Кропоткиным и излагает его взгляд на возможность использования формы масонских лож для борьбы с самодержавием. Представляет ценность и позиция самого В. Д. Бонч-Бруевича, уже тогда революционного социал-демократа, будущего большевика, который не видел никакой надобности в использовании масонства для организации революционной борьбы с самодержавием. Большое историческое значение имеют содержащиеся в отрывке свидетельства самого автора, вращавшегося в гуще литературной и журналистской жизни Петербурга — Петрограда в 1905—1917 годах, о принадлежности ряда буржуазных и мелкобуржуазных политиков к русскому политическому масонству.
...Живя в Англии и как-то совершая поездку в Лондон, мы, несколько человек, вместе с В. Г. Чертковым решили посетить П. А. Кропоткина и неожиданно отправились к нему. П. А. Кропоткин и его семья встретили нас прекрасно. Он жил в небольшом домике, стоящем в маленьком садике в тихой части Лондона. В. Л. Бонч-Бруевич. Из воспоминаний о П. А. Кропоткине.
По всему было видно, что его квартиру часто посещают знакомые и друзья. Мы встретили одного итальянца, двух испанцев и француза, с которыми нас П. А. Кропоткин тотчас же познакомил и с которыми нам не пришлось
принимать участия в разговоре, так как они скоро ушли и мы тотчас же, конечно, перешли на русские дела.
— Скажите, пожалуйста, — обратился ко мне П. А. Кропоткин, — что, Струве — масон? — И он испытующе смотрел на меня.
Этот неожиданный вопрос, который никоим образом и никогда не мог прийти мне в голову, совершенно озадачил меня. Я знал Струве как автора I манифеста социал-демократической партии, знал его как автора марксистской книжки «Критические заметки», я знал, что он сотрудничал в «Заре», знал, что с ним полемизируют и что он все более и более уклоняется вправо и желает издавать журнал оппозиции, но даже самым отдаленным образом не мог себе представить, что кличка «масон» могла каким-нибудь образом относиться к Струве.
— Об этом я вам ничего сказать не могу, — ответил я Петру Алексеевичу. — Вопрос этот мне крайне странен, и мне думается, что хотя бы весьма колеблющийся социал-демократ или просто радикал, прогрессист ни в коем случае не может принадлежать к обществу масонов.
— Почему? — спросил у меня Петр Алексеевич. — Вы думаете, что этому могут помешать всевозможные их обряды и обычаи? Это все сущие пустяки! Масоны — это прежде всего всесветная политическая сила и вековая организация. Масоны и до сего времени существуют везде и всюду! Масоны не раз помогали свергать королей и уничтожать монархии, и я думаю, что наше революционное движение очень много потеряет от того, если оно, так или иначе, не будет связано с масонством, которое, я знаю, имеет свои нити и в России и, конечно, в Петербурге в самых разнообразных сферах.
— Мне известно, что масоны неоднократно также поддерживали реакцию, — заметил я, все еще не придавая большого значения этому неожиданному разговору.
— Да, это тогда, когда революция заходила слишком далеко. Но мы ведь говорим об обыкновенной буржуазной революции, которая грядет в России. Дальше конституции не упрыгнем, и здесь масоны очень нужны и важны.
— Мы мечтаем о значительно большем...
Тогда я на этот случайный разговор не обратил почти никакого внимания, потому что, повторяю, мне это утверждение было совершенно чуждо и непонятно. Но теперь, когда мне приходилось вспоминать общественную деятельность целого ряда весьма выдающихся лиц в оппозиционном движении в России того и позднейшего времени, то я думаю, что П. А. Кропоткин здесь сообщал верные догадки. Он был прав по крайней мере в одном, что оппозиционная деятельность русских либералов имела непосредственную связь с масонами, через них проникала всюду и везде, в самые потаенные места самодержавного организма, везде имела свое влияние. Роль масонов в февральском движении по свержению самодержавия еще подлежит всестороннему исследованию. Так, мне доподлинно теперь известно, что такие общественные деятели, как М. М. Ковалевский, Котляревский, М. А. Стахович, Гергард, как оказалось после, и Струве, и целый ряд трудовиков, и лиц, принадлежавших к конституционно-демократической (к.-д.) и народно-демократическим партиям, а также принадлежавших к так называемой народно-социалистической партии, — действительно принадлежали к масонским разветвлениям различных их групп, лож, братств и орденов, которые в большом числе, как оказывается, имелись у нас в Петербурге, особенно во время реакции после 1905 г. вплоть до свержения самодержавия, причем они даже принимали деятельное участие в февральском движении. Любопытно отметить, что А. Ф. Керенский был вспоен и вскормлен масонами, еще когда он был членом Государственной думы и был специально воспитываем ими на роль политического руководителя во время предстоящего движения за свержение самодержавия, а после — для борьбы с Советом рабочих и солдатских депутатов.
После этого разговора П. А. Кропоткин сейчас же перешел в своих расспросах на характеристику различных политических группировок в России.
11Баженов (1857—1923) стал известным в Москве психиатром, профессором психиатрии Высших женских курсов, главным врачом Преображенской больницы. В 1917 году, как и многие другие старые масоны, получил от Керенского назначение на должность медицинского инспектора Российского общества Красного Креста во Франции, переехал в Париж и остался там после Октябрьской революции. В 1919 году выпустил на французском языке книгу «Русская революция. Опыт социальной психологии».
12Мирабо, Оноре Габриель Рикетти (1749— 1791) — один из видных деятелей начального этапа Великой французской революции, прославившийся речами в Учредительном собрании.
13М. М. Ковалевский, ученый, государственный и общественный деятель и гражданин. Пг., 1917, с, 56.
<< Назад Вперёд>>
Просмотров: 3119